84(2Р-Тул.) Д 76

 

Роман-хроника Н. Дружинина являет истинную картину трагических и героических событий начала второй мировой войны. Воскрешает героев-защитников города Могилева.

Художник Н. В. Акиншин

Дружинин Н. К.

Без вести пропавшие. Роман-хроника.

г. Тула: Издательский Дом "Пересвет", 1999 - 272 с.

ISBN 5-86714-059-8

 

"Оборона Могилева, которая... представлялась историкам лишь как один из эпизодов героизма наших войск... показала, как могли бы развернуться события на фронтах войны, в начальный период, если бы нам удалось создать полевую оборону на таком важном рубеже, как Днепр. В этом случае Гудериан и его сосед Гот не смогли бы выйти на подступы к Москве".

(Маршал А. И. Еременко. "В начале войны").

© Издательский Дом "Пересвет". 1999

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1.

Командующий второй танковой группой генерал-полковник Гудериан проснулся в половине второго. Адъютанту было приказано разбу­дить его десятью минутами позже, но пятидесятитрехлетний, всю свою жизнь отдавший армии, генерал давно привык просыпаться к нужному времени сам. С минуту он вслушивался в ночную тишину, потом вклю­чил свет, потянулся за одеждой.

-   Господин командующий! - с прекрасно разыгранным удивлением произнес у дверей только что появившийся адъютант. - Вы уже вста­ете?

-    Как видите, Бюсинг, - с едва заметной улыбкой на сухощавом лице ответил Гудериан. - Пришлите сюда парикмахера и распоряди­тесь о кофе.

-   Слушаюсь!

Утренний туалет и завтрак шли в полной, давно отработанной пос­ледовательности, и, глядя на генерала со стороны, никто не мог бы ска­зать, что этот внешне неторопливый, спокойный человек сейчас внут­ренне напряжен, и мысли его далеко от кабинета, где повар почтительно ставил прибор с утренним кофе. Впрочем, он действительно не спешил. Та машина, во главе которой он стоял и которая очень скоро должна была дать о себе знать, уже запущена на полные обороты согласно заранее расписанной, выверенной по минутам программе. Работают шта­бы, греются моторы самолетов и танков, передаются нужные команды и сигналы, на своих местах - радисты и телефонисты, делают положен­ное им командиры. И только он один, зная обо всем этом, имел право не спеша, маленькими глотками допивать свой кофе, одновременно переби­рая в памяти все, чему были посвящены последние, особенно напря­женные дни: все ли предусмотрено, все ли сделано им на совесть.

Он всегда и все делал только на совесть. Иначе не могло, просто не могло быть той головокружительной карьеры, которую он сделал за несколько лет. Танки Вермахта!.. Всего семь (подумать только!), всего семь лет назад в них никто не верил. Зато верил он, офицер-пехотинец, еще в самом начале своей военной службы сумевший оценить силу и способности обладающих широким маневром войск.

Начинал почти без сторонников. Не было и нужных в необходи­мом количестве танков, но он верил в свою идею и был непоколебим. Однако, Бог мой, каких усилий стоила ему организация первых манев­ров танковой дивизии у Мунстера. На все голоса орали скептики и вышестоящие командиры: Германия не имеет своего бензина! И им нечего было возразить. Но был человек, который, и только он, мог затк­нуть им глотки. Фюрер! До сих пор не мог забыть генерал, каким дьявольским блеском горели глаза приглашенного на эти маневры Адольфа Гитлера, когда он наблюдал стремительную атаку танков, как орал он, позабыв обо всем на свете: "Генерал! Великая Германия вас не забудет! Это то, что нам надо!"

Через три года он уже командовал танковым корпусом, лично про­должая совершенствовать и тактику танковых войск, и сами танки. Скептики захлопнули рты, но генерал не обольщался. Молчат до време­ни, до тех пор, пока не случится хоть малейшей ошибки. Рядом с борь­бой за величие Третьего Рейха шла постоянная, не менее яростная борь­ба за величие собственное. И в ней тоже не было места слабым и нерешительным.

Все на свои места поставила кампания в Польше. "Помните, Гейнц! — напутствовал его Гитлер. - Я жду от вас подвига!" И Гудериан его совершил. Теперь уже не на учебном полигоне, а в настоящем бою.

Вспомнив об этой войне, он невольно усмехнулся. Кто-то из польских генералов, не имея лучших аргументов, пустил слух, что немецкие тан­ки... фанерные. И в первые дни этой скоротечной войны польские кавалеристы, веря своим генералам, бесстрашно шли в атаку на танки с палашами в руках. Потери их были ужасающими. Польша была обре­чена, и менее чем через месяц ее не стало. А на его груди среди прочих наград засиял Рыцарский железный крест.

Очередь была за Францией, но фюрер, резонно побаиваясь сильной артиллерии на линии Мажино, не решался на активные действия. Шло время, победа отодвигалась, над странной войной, в которой с обеих сторон участвовали лишь патрули, начинали посмеиваться. И тогда обо­зленный Гитлер приказал разработать план прорыва через Бельгию. Против него вопили еще не привыкшие к безнаказанности дипломаты, что-то шамкали о чести выжившие из ума старики-генералы, а его танки, подмяв беззащитный Люксембург и южную Бельгию, уже выходили в тыл грозной линии Мажино, громя и кромсая французские коммуника­ции. Так затянувшаяся война на западе была блестяще закончена, при­неся ему пост командующего танковой группой и чин генерал-полков­ника.

Теперь перед ним лежала Россия. Он неплохо знал эту страну, ее потенциальные возможности и не сомневался: тщательно разработан­ный план "Барбаросса" будет выполнен. Но он знал и другое. Россия - не Франция, промедление здесь невозможно, любая затяжка и нерешительность грозят многими неприятностями, победу принесет лишь стре­мительный рывок всех сил, мгновенный удар в самое сердце этой необъятной империи. Так предусмотрено и планом "Барбаросса". И, держа в руке пустую чашечку из-под кофе, Гудериан еще и еще раз мысленно пробегал все, что было сделано для такого удара. Полторы тысячи танков, сотни бронетранспортеров и стволов полевой артилле­рии, мощное авиационное прикрытие - все это на узких участках про­рыва сосредоточено им для первого удара. Даже если русские каким-то чудом узнают о нем - выдержать натиск такой армады они не в силах. А потом - стремительный рывок в глубокий тыл, беззащитные, охваченные паникой города и села, и непобедимые танки Вермахта на пути к Москве... Сомнений нет, все подготовлено на совесть.

Гудериан решительно поставил чашечку на стол, стремительно под­нялся, шагнул к рабочему столу, нажал кнопку звонка. На звук чуть скрипнувшей двери, не глядя на адъютанта, приказал:

-   Распорядитесь о готовности. Через десять минут мы едем.

Майор Бюсинг молча щелкнул каблуками.

Ровно в два часа ночи с восточной окраины Варшавы скользнули в поле несколько автомашин и бронетранспортеров личной охраны ко­мандующего. В три они остановились невдалеке от местечка Богушаны, у высокой, совсем недавно сделанной здесь вышки.

Два дня назад Гудериан побывал на ней, чтобы при свете дня взгля­нуть туда, куда очень скоро устремятся его танки. Мощная оптика слов­но приблизила холмы и рощи за Бугом, и он внимательно рассматривал один участок за другим, стараясь угадать, что ждет его за этими холма­ми и перелесками. На заречной стороне все было тихо и спокойно. Зрели еще не успевшие зажелтеть хлеба, зеленели луга. В Брестской крепости под оркестр производили развод караулов. Звуков слышно не было, но начищенные до блеска трубы, четкая линия выстроенных караулов, как сама крепость и ее окрестности, были видны прекрасно.

Два года назад на этом же плацу он вместе с русскими командира­ми принимал парад по случаю окончания польской кампании и уста­новления совместной границы. Теперь, возможно, тех самых команди­ров и их солдат он собирался громить.

-   Что ж, - плотно прижавшись к окулярам стереотрубы и саркастически улыбаясь, разрешил генерал. - Разводите ваши караулы. Глав­ное они уже проспали. А через два дня я вообще отменю этот дурацкий ритуал.

Сейчас Брест был скрыт темнотой ночи, и подниматься на вышку не имело смысла. Генерал прошел к личной, постоянно сопровождающей его радиостанции, поднялся по железным ступеням внутрь. Никто не вскочил при его появлении: радисты ни на секунду не имеют права покидать своих мест и докладывают только то, что ими принято. Все другие слова запрещены.

Генерал не спеша прошел на предназначенное только для него место, сел,  удовлетворенно вытянул ноги, обвел взглядом застывших у при­боров радистов. И лишь после того взглянул на часы. Было ровно три часа пятнадцать минут по-берлински.

"Сейчас!" - сам себе сказал он. И чуть подавшись вперед, замерев, ждал. А когда ухо уловило первый глухой удар орудийного выстрела, расслабился, откинулся назад. Артподготовка началась!

-   Генерал Фитинггеф начал движение, - ровным, ничего не выража­ющим голосом сообщил радист, не отводя глаз от шкалы настройки.

"С Богом, барон! - в душе пожелал ему Гудериан. - И пусть вам сопутствует удача".

Через десять минут пришел доклад о начале движения двадцать четвертого танкового корпуса генерала Швеппенбурга. Почти тут же генерал Фибич донес, что его пикировщики подняты в воздух. "Все идет точно по плану", - удовлетворенно отметил Гудериан, наблюдая за работой радистов.

Надежная радиосвязь - его заслуга и гордость. "Рацию на каждый танк!" - доказывал и требовал он. "Дорого!" - возражали одни. "Ради­сты будут мешать друг другу!" - доказывали другие. Он на деле дока­зал, что все это не так. Главное - дисциплина! И он ее добился. Ни один радист его группы не посмеет засорить эфир ненужным или лиш­ним словом, пустая трата времени на вызовы и ответы запрещена. В бою все рации, начиная от командира взвода и кончая штабом команду­ющего, постоянно включены на прием, что дает каждому быть в курсе обстановки и, исходя из нее, действовать наиболее эффективно. Рабо­тать на передачу имеет право только тот, кто отдает приказ или доно­сит о появлении новых целей.

-   Полковник Герлах в воздухе! - перебил мысли генерала радист.

Гудериан величественно кивнул. Все! Механизм мощной военной машины запущен на полные обороты и остановить его невозможно.

Он отлично знал, что делается сейчас по ту сторону границы. Раз­буженные внезапной канонадой, мечутся и занимают свои места не­многочисленные заставы вдоль границы. Их командиры истошно кри­чат в трубки телефонов, пытаясь доложить то, что так беспечно про­спало высшее русское командование. Но трубки молчат, их никто не слышит. Впрочем, не слышат не только их. Молчат телефоны в боль­ших и малых штабах, затихли пункты связи. Сотни заблаговременно заброшенных через границу диверсантов за два часа до первого ору­дийного выстрела вывели из строя всю проводную связь. А через пять - десять минут пикирующие бомбардировщики нанесут смер­тельные удары по давно разведанным штабам, лишив грозную, сосре­доточенную в приграничье силу всякой возможности к организован­ному сопротивлению.

Конечно, это совсем не значит, что сопротивления не будет. Коман­диры полков и дивизий поднимут свои части и бросят их в бой. Но разобщенные, не имея связи, полностью лишенные поддержки уничто­женной еще на аэродромах авиации и с давно устаревшими танками, - что они смогут сделать против мощных, с каждым часом охватываю­щих их все глубже танковых клещей, тысяч самолетов над головой и сотен вносящих сумятицу и панику в тылу диверсионных групп? День - два, неся огромные потери, они еще будут сопротивляться. А потом, ок­руженные, оставшиеся без боеприпасов, не имея никаких надежд на помощь, они побегут. Но и бежать им будет некуда: за эти дни танки прорыва уйдут на сотни километров вперед. Таким станет итог перво­го, отлично подготовленного удара.

-   Передайте, - вставая с места, произнес Гудериан. - Я еду к гене­ралу Нерингу.

Через полчаса Гудериан был на берегу Буга. Рассвело. Где-то впере­ди изредка постреливали танковые пушки, но здесь, кроме рева моторов, никаких звуков не было. Командующий не спеша вылез из машины, жестом руки остановив поспешившую за ним охрану, прошел к само­му береговому обрыву. В полукилометре слева один за другим по мос­ту через Буг переправлялись танки восемнадцатой дивизии. Русские оказались столь беспечны, что не заминировали ни одного моста. Охра­на, правда, на них была, но штурмовые группы за пятнадцать минут до начала артподготовки ее легко ликвидировали.

Справа наводили понтонную переправу саперы двадцать девятой мотодивизии. Высоко над их головами, посверкивая в лучах солнца, барражировали две пары "мессершмиттов". Генерал-полковник стоял один. Он знал, что и танкисты восемнадцатой, и солдаты двадцать девя­той уже видят, что командующий здесь, но сам он смотрел только впе­ред, туда, куда уходили его танки. В такую историческую минуту солда­ты и офицеры должны видеть, что он с ними, на передовом рубеже, и это придаст им силы и уверенности в грядущей победе.

Стайками спешили к чужому берегу лодки, все дальше к середине реки вытягивался наплавной мост, а Гудериан все стоял на своем мес­те. И даже когда мост достиг противоположного берега и по нему густо хлынули бронетранспортеры и пехота, он не поспешил к переправе. Согласно боевому расписанию места на ней в эти часы ему отведено не было. Без десяти семь Гудериан переехал через Буг в лодке, сопро­вождаемый всего двумя автоматчиками. А потом снова в гордом оди­ночестве стоял теперь уже на вражеском берегу, дожидаясь переправы машин и охраны. Когда они, наконец, переправились, сел в машину и коротко приказал:

-   Вперед!

Оставив справа какой-то догорающий населенный пункт, кавалькада машин и бронетранспортеров с час двигалась по проселочной дороге обгоняя плотную массу вытягивающихся от реки войск; потом, оставив их позади, не спеша покатила по лугу.

Господин командующий, мы рискуем оторваться от главных сил, - напомнил адъютант.

Пусть догоняют, - беспечно отозвался Гудериан, с удовольствием оглядываясь по сторонам. - Смотрите, Бюсинг, это - Белоруссия. Здесь весьма красиво!

Да, было красиво. Пологие, кое-где покрытые лесом, холмы, вдали - зеленеющая пойма небольшой реки и редкие островки кустарника на ней в свете ясного утра были девственно живописны, и два идущих впереди бронетранспортера охраны казались здесь лишними и ненуж­ными.

-   Впереди у нас должен быть мост.

-   Так точно, господин командующий! - подтвердил Бюсинг. - Через реку Лэс... Лэесна...

-   Лесная! - с чуть заметным недовольством поправил Гудериан. - Овладевайте русскими названиями, майор! Это вам пригодится. У реки мы и сделаем остановку.

-   Но это невозможно! - быстро возразил Бюсинг, с тревогой вгля­дываясь в приближающийся кустарник у реки. - На мосту могут быть русские посты.

-   Тем хуже для этих постов...

Звонкая дробь недалекой пулеметной очереди прервала фразу, шо­фер резко дал газ, спеша укрыться за бронетранспортером.

-   Русские! - панически выкрикнул Бюсинг.

А задние бронетранспортеры уже обтекали машину командующего, укрывая ее своими бортами, и треск крупнокалиберных пулеметов глу­шил все остальные звуки.

-   Надо немедленно поворачивать обратно! - настаивал Бюсинг.

-   Чепуха! - отмахнулся Гудериан, с удовольствием прислушиваясь к стрельбе. - На войне - как на войне.

Он отлично знал, что на этой дороге никаких крупных сил русских быть не может, что радист следующей за ним рации уже докладывает генералу Нерингу о случившемся, и тот немедленно двинет сюда мощ­ное подкрепление. А вот то, что все потом будут говорить, как команду­ющий в первые же часы войны лично вступил в бой с русскими, этим пренебрегать нельзя. Опасность будет длиться минуты, историю же пишут на века.

Поэтому он ничего не сказал, когда начальник охраны бросился с автоматчиками к мосту. Прикрытый бортами бронетранспортеров, си­дел и ждал, что будет дальше. По звукам стрельбы от моста он уже определил, что русских там немного, и бой будет скоротечным. Не уди­вился и тому, что русские отбили атаку автоматчиков, хотя их и поддер­жали два бронетранспортера.

-   Сколько потеряли? - не ответив, спросил Гудериан.

-   Офицера и семь рядовых. Подбит бронетранспортер...

-   Отлично!

В бой без крови вряд ли кто поверит, а восемь человек и подбитый бронетранспортер - это для потомков будет звучать когда-то весомо.

-   Прикажете атаковать?

-     Стоит ли пачкаться? - произнес Гудериан знаменитую, известную всей группе, так любимую им фразу. - Прикажите прекратить огонь.

Через полчаса к мосту подошла танковая рота, и русские отошли.

-   В штаб генерала Неринга! - приказал Гудериан.

Ехать дальше уже не имело смысла.

2.

Почти на всем протяжении западной границы уже три часа шел бой, а на лесных полянах, где разместился летний лагерь легкоартиллерийского полка, все шло по мирному распорядку. В шесть утра трубач сыграл "подъем", старшины вывели бойцов на физзарядку. Потом за­нимались туалетом, готовились к завтраку. Тем временем командиры батарей совещались с командирами огневых взводов: на завтра были назначены боевые стрельбы, но часть орудий, несмотря на выходной день, еще надо было проверить и подготовить.

В батарее семидесятишестимиллиметровых пушек капитана Рогова все успели сделать заранее, и, пока бойцы завтракали, он вместе с зам­политом младшим политруком Лозинским, сидя в палатке, планиро­вал, как лучше провести выходной день.

-   Надо собрать всех спортсменов, - настаивал Лозинский. - В сле­дующее воскресенье - полковые соревнования.

-   Идет! - согласился Рогов. - И поручим занятия с ними...

-    Командиру первого огневого, - подсказал Лозинский. - Боюсь только, что погода подведет. Слышишь, погромыхивает?

Вдалеке действительно изредка глухо гремело.

-   Ничего! - взглянув на ярко освещенный солнцем вход в палатку, успокоил его Рогов. - Гроза - дело временное.

-   А может, и не придет, - согласился Лозинский. - Тогда всех ос­тальных...

Внезапный рев совсем низко летящего самолета заглушил конец фразы, Лозинский удивленно взглянул на командира, вскочил, шагнул к выходу.

-   Смотри! - уже стоя снаружи, крикнул он. - Опять немец!

Рогов вышел из палатки. Самолет уже скрылся за деревьями, и только звук его мотора все еще слышался в воздухе.

Вообще-то появление немецких самолетов за последнее время ста­ло привычным. По одному и парами они часто проплывали высоко в небе, и по ним даже не стреляли зенитки. Удивило Рогова лишь то, что самолет на этот раз пролетел слишком уж низко.

-   Какой самолет?

-   По-моему, истребитель, - все еще разглядывая небо, отозвался Лозинский. - Да вот он, смотри! Возвращается... Даже два!

Истребителей действительно было два. Крыло в крыло они шли точно над ведущей к лагерю дорогой.

-   Обнаглели! — глядя, как они быстро приближаются, вздохнул Ро­гов. - Скоро вообще, как у себя дома...

И вдруг истребители резко ринулись к земле, и непривычно частый треск пулеметных очередей резанул по ушам. Рогов инстинктивно пригнулся, а истребители, строча из пулеметов и оглушая воем моторов, уже мелькнули над головами и пропали за деревьями.

-   Сволочи! - вслед им крикнул Лозинский.

И словно вторя ему, кто-то истошно закричал в стороне. На поляну беспорядочной толпой выбежали возвращающиеся с завтрака бойцы. Вот упал один, за ним - другой... Остальные бросились в разные сто­роны.

-   Командир! - крикнул Лозинский. - Это что же...

В воздухе затрещали новые очереди, и следующая пара истребителей пронеслась чуть в стороне; разрыв первой бомбы взметнулся между деревьями. И словно бы, наконец, поняв, что случилось, горнист у штаба заиграл сигнал боевой тревоги. А все новые самолеты мелькали над лесом, гремели пулеметные очереди и разрывы бомб, падали убитые и раненые, в панике разбегались оставшиеся в живых.

Все-таки главный свой удар фашисты нанесли по артпарку. Изры­тая воронками площадка была покрыта перевернутыми, заваленными деревьями, пушками, от былой, так тщательно наводимой здесь красоты и порядка не осталось и следа.

-  Артиллеристы, спасайте пушки! - перебегая от батареи к батарее, требовал командир полка майор Самохин. - Выводите их в лес! Всем к орудиям!

Пока расчищали завалы, запрягали наконец-то пригнанных с пастби­ща лошадей, прошло, наверно, с час. А потом остатки полка, оставив на месте убитых и раненых, лесными дорогами двинулись к месту сосредо­точения дивизии.

-  Вот тебе, капитан, и гроза! - тревожно поглядывая на небо, бормо­тал, покачиваясь в седле, Лозинский. - Как думаешь, это война?

-   А черт ее знает! - отозвался Рогов, радуясь в душе, что все его пушки оказались целы и в батарее всего трое раненых. - Может, и война. От немца что угодно ждать можно. Вон, кажется, связной по нашу душу, сейчас узнаем.

Но связной и сам ничего не знал.

-  Вас срочно к командиру полка! - с трудом сдерживая разгорячен­ную скачкой лошадь, крикнул он Рогову.

-   Где он?

-   В голове колонны.

Пока Рогов доскакал до командира полка, колонна встала.

-   Рогов! - оборвав взмахом руки его доклад, зло сверкая глазами, начал майор Самохин. - Бери свою батарею и гони к развилке дорог, где поворот на стрельбище. Там тебя ждет командир дивизии, доло­жишь о прибытии.

К знакомой развилке батарея выбралась быстро. Здесь уже стояло с десяток автомашин с сидящими в них бойцами, возле которых разгне­ванный генерал во всю силу легких орал на вытянувшегося перед ним капитана.

-   Товарищ генерал! - начал было Рогов. - Вторая батарея...

Генерал в ответ ожег его злым взглядом и снова набросился на

капитана:

-  Тебя, подлеца, расстрелять мало! Ты понимаешь, что ты натворил?

-   Товарищ генерал, - залепетал было капитан.

-   Молчать! Я с тебя шкуру спущу! Негодяй!..

-   Товарищ генерал! - жалея в душе незнакомого капитана, снова влез Рогов. - Вторая батарея прибыла в ваше распоряжение!

-   Что? - гневно переспросил комдив. - Ах, батарея? Почему так долго?

-   Только что получил приказ.

-   Получил! - рявкнул генерал. - Война идет, а они копаются. Климовский!

-  Я! - донеслось от машин, и к генералу ринулся высокий, затяну­тый в ремни старший лейтенант.

-  Твоя батарея! - наверно, уже забыв, что говорить можно и тише, выпалил генерал. - Забирай и - вперед! По машинам!

-   Но у меня - конная тяга! - вмешался Рогов.

Лицо генерала пошло красными пятнами, и Рогову показалось, что он сейчас может ударить. Но комдив сдержался.

-   Какая к черту конная тяга? - удивленно округляя глаза, зашипел он. - Цепляй пушки к машинам. Быстро! Две минуты сроку!

Успели, конечно, не за две, а за пятнадцать минут. И когда колонна, наконец, тронулась, Рогов, успевший устроиться рядом со старшим лей­тенантом, нетерпеливо спросил:

-   Едем куда? Какая задача?

-   На Московское шоссе, - откровенно радуясь, что злой генерал ему больше не угрожает, сообщил "старшой": - Приказ такой: разведка вдоль шоссе. В случае появления немцев связать их боем и задержать до подхода основных сил. Ясно?

Рогов только крякнул. Какие немцы, если до границы не менее со­рока километров? Конечно, кажется, началась война, так, по крайней мере, сказал генерал. Но кто же ведет разведку в собственном тылу, даже не видя противника? Куда верней двигаться форсированным маршем к гра­нице и там дать отпор немцам, если они действительно напали. Впро­чем, начальству виднее.

-  Комдив сказал, что выедем на шоссе у Чернян, - продолжал стар­ший лейтенант. - А там час хода - и Брест!

-   А людей у тебя сколько?

-   Рота своих и приданный пулеметный взвод.

А машины катили и катили по проселочной дороге, и стоящий по обе стороны лес был тих и безлюден.

-  Да! За что это комдив капитана грел? - вспомнив сцену на раз­вилке дорог, спросил Рогов.

-   Это связиста-то? - усмехнулся старший лейтенант. И пренебре­жительно пояснил: - Шляпа, а не командир! Война идет, а у него пункт связи вырубился, ни один телефон не работает. Хорошо, что из корпуса мотоциклиста догадались прислать, а то бы и не знали, что творится. Вот и заработал себе трибунал. Ничего, дураков учить надо!

Ровное, как стрела, Московское шоссе открылось неожиданно. Колонна, не замедляя скорости, выкатилась на него, старший лейтенант удивлённо закрутил головой.

- А где же Черняны? - забормотал он, оглядываясь по сторонам. - Сказал же генерал, что прямо на шоссе... Стой, Петров!

Колонна остановилась. Никакой деревни не было видно. Слева от шоссе, постепенно уходя в сторону, тянулся лес, справа - засеянное хлебом поле.

- Может, эти Черняны впереди? - предположил ротный.

-   А может, позади? - подсказал Рогов.

-    Ну, если позади, то нам там делать нечего. Приказ был только вперед. Трогаем? - но едва водитель включил скорость, приказал: - Стой! Кажется, машина?

Да, далеко впереди навстречу им шла машина.

-   Ну, вот сейчас и узнаем, где эти Черняны, - повеселел ротный.

Машина шла быстро. Уже через пару минут она подкатила к колон­не, по знаку Рогова остановилась.

-   Откуда едете? - подходя к водителю, спросил он.

-   Из Бреста, - почему-то испуганно ответил водитель.

-   Ну, и как там?

-   Там - немцы! - неожиданно выпалил водитель.

-   Что?

-   Немцы, немцы! - поспешно подтвердил сидящий рядом с водите­лем пожилой мужчина. - Что там творится! Товарищ командир, вам надо сворачивать. По шоссе нельзя! Сворачивайте в лес!

Вид у него был явно растерянный. Он говорил быстро, при этом все время оглядываясь по сторонам и всем своим видом умоляя Рогова не мешать им ехать дальше.

-   Что вы бормочете? - разозлился Рогов. - Какие немцы в Бресте? Рассказывайте толком! Да вылезайте вы из машины!

Мужчина нехотя вышел. То, что услышал от него Рогов, мало похо­дило на правду. Он уверял, что еще ранним утром Брест занят врагом, люди бегут на восток. А по шоссе ехать нельзя, так как совсем недавно немецкая авиация беспощадно разбомбила всех, кто успел вырваться из города.

-   Но вы-то едете! - удивился Рогов.

-   Мы только что выехали, - поспешно пояснял мужчина. - А до этого пробирались проселками, но и там сейчас немцы. Вот мы и по­вернули... Мы поедем, товарищ командир, у нас в Кобрине дети, семьи, не держите нас! А вы уходите, они скоро будут здесь.

Не было никакой нужды задерживать дальше этих перепуганных войной людей. Все, что они знали, уже сказали, и большего от них ждать было нечего.

-   Ну, что будем делать, старшой?

-   А что делать? - растерянно переспросил старший лейтенант. - И назад не повернешь, и вперед нельзя. И там, и там трибунал!

-   Возьми себя в руки! - сердито заметил Рогов. - Ты же - воен­ный человек!

-    Какой я, к черту, военный! - нервно признался старший лейте­нант. - Три года назад закончил училище и сразу списали по зрению. А недавно призвали снова, дали "старшого". И - на роту. Вот и вся моя служба.

Рогов невольно оглянулся на колонну. Стояли машины, покорно, ожи­дая команд, сидели в кузовах бойцы. И никто из них, конечно, не догады­вался, что жизни их в этот тревожный, полный непредсказуемых неожи­данностей час вручены человеку, почти ничего не смыслящему в воен­ном деле. Кто же решился послать его на такое ответственное задание?..

-   Смотри, самолет! - тревожно, прерывая его мысли, сказал рот­ный. - Прямо сюда.

Да, самолет шел сюда. Двухфюзеляжный, уже знакомый Рогову по мирным дням, прозванный бойцами "рамой", он шел совсем невысоко, держа точно над шоссе.

-   Слезай! - рявкнул ротный. — Всем от машин! Рассредоточиться! Воздух!

Бойцы дружно посыпались на шоссе, бросились в разные стороны.

-   Бомбить будет? - приседая в кювете и поглядывая на приближа­ющуюся "раму", спросил ротный.

-   А черт его знает! - устраиваясь рядом и не зная назначения этого самолета, ответил Рогов.

Но самолет бомбить не стал. Он лишь сделал небольшой круг над колонной, а потом снова полетел вдоль шоссе в направлении Кобрина. "Вот это вляпались!" - провожая его взглядом, отметил Рогов. Вспом­нил суматошный рассказ перепуганного бомбежкой у Бреста мужчины, решительно сказал:

-    Все! Хватит дураками ехать вперед, не зная, что там делается. Давай занимать оборону.

-   Здесь? - удивился ротный. - Ты что? Мне приказано из Чернян послать связного с донесением...

-   Где они, твои Черняны?

-   Буду искать. За невыполнение приказа генерал голову отвернет! И машины приказано вернуть оттуда.

"Дурак! - вздохнул Рогов. - Как бы немцы не отвернули тебе ее раньше".

После легкой словесной перепалки был выработан план. Упрямый "старшой" со своей ротой идет к Чернянам, а Рогов с пушками остает­ся на месте. Окажется у Чернян все тихо - он подтянет туда пушки. Что делать дальше - решать не стали. Обстановка подскажет.

Командиры взводов, строить личный состав! - отдал команду повеселевший ротный.

Вскоре освободившиеся машины ушли обратно. Ушли в сторону предполагаемых Чернян и взводные колонны. Рогов, немного подумав, приказал тащить пушки к лесу, развернуть и подготовить их к стрельбе. Мелькнула было мысль дать команду окапываться, но он тут же ее отбросил. Только начнут копать - может появиться связной из роты, а то и подойдут основные силы дивизии. Тогда придется доказывать злющему генералу, почему развернули орудия здесь, а не там, где он приказал.

А вообще сейчас ему не нравилось буквально все. И совершенное незнание обстановки, и поспешность, с какой их послали сюда, и особен­но безграмотный старший лейтенант, который своего генерала, кажется, боится куда больше немцев. Держаться! Сколько времени и против каких сил?

Сопоставив все это, можно было предположить только одно: впереди случилось что-то неожиданное, непонятное и страшное, что заставило командование принимать такие отчаянные меры, и одна из них - высылка роты к Чернянам с целью хоть как-то перекрыть дорогу.

Чем больше думал и сопоставлял Рогов, тем больше его охватывала тревога. Зря он остался со своими пушками здесь! Надо было двигаться вместе. И в то же время он отлично понимал, что в случае неожидан­ной встречи с немцами на шоссе, он не успел бы даже развернуться, изготовиться к бою. Так что же делать?

Над шоссе, уже в обратном направлении, снова проплыла "рама". И как только она скрылась вдали, пришло решение.

-   Командиры взводов, ко мне! Лейтенант Семенов, срочно выдвигай­тесь на высотку, что впереди, тяните связь, организуйте наблюдатель­ный пункт.

-   Товарищ капитан! - удивился Семенов. - Но ведь старший лейте­нант сказал...

-   Выполняйте приказ! - гаркнул Рогов. - Быстро!

-   Товарищи командиры! Приказываю развернуть орудия, подгото­вить снаряды...

Большего он сказать не успел. Густой, приглушенный расстоянием треск ружейной стрельбы заставил его вздрогнуть, оглянуться. Стреляли там, куда совсем недавно ушла рота.

-   По местам! Батарея - к бою! Семенов, бегом!

Но торопить Семенова уже не было нужды. Вместе с бойцами, раз­матывая на ходу нитку телефонного кабеля, он бежал по полю к высот­ке, отчаянно размахивая руками. А стрельба впереди становилась все яростнее, потом там один за другим ударили пушечные выстрелы.

"Вот и дождались связного!" - машинально отметил Рогов, выбирая место для командного пункта.

-   Михайлов! Телефон сюда!

-   Есть! - с какой-то особой тревожной радостью в глазах крикнул в ответ Михайлов, подбегая и приседая на корточки. - Есть, товарищ капитан!

-   Как только Семенов подаст голос - доложите!

А Семенов все еще бежал по полю, и, хотя уже миновал шоссе, до указанной высотки ему было далековато. Рогов оглянулся кругом. Позади, почти рядом, был лес, и значит, атаки оттуда не будет. Но впереди лежало поле и шоссе на нем, которое в километре уходило в лощинку и видно отсюда не было. "Ничего, - прикидывая расположе­ние высотки, соображал Рогов. - Семенову должно быть видно дальше".

Никогда, ни на Финской войне, ни на учениях, не попадал он в такое положение. Впереди всегда были войска, надежная связь с ними и КП дивизиона, корректировщики огня на переднем крае. Ничего подобного сейчас он не имел, хотя уже шел настоящий, а не учебный бой, и един­ственные его глаза и уши - Семенов так медленно приближался к указанному ему месту. Понимал он и то, что ушедшая вперед рота ни­как не могла успеть занять оборону, встреча с противником скорее всего произошла внезапно, и роте придется очень трудно. "Влип стар­шой! - прислушиваясь к звукам стрельбы, думал Рогов. - Влип! Не послушался, генерала испугался".

Поэтому-то он так обрадовался, увидев, как из лощинки у шоссе

вынырнул всадник. Пока он скакал к батарее, Рогов выскочил ему на­встречу, замахал над головой руками: сюда!

-   Товарищ капитан! - натягивая поводья, еще издали закричал связ­ной. - Немцы! Старший лейтенант велел предупредить...

-   Где немцы? - перебил его Рогов. - Много?

-   У деревни! Мы только подошли, а они - навстречу. На танках... Много! Мне приказали в дивизию!..

Связной хлестнул палкой лошадь и поскакал дальше. А Рогов сто­ял на месте, удивленно прислушиваясь и не понимая, в чем дело. Стрель­бы впереди больше не было. Только редкие разрозненные выстрелы доносились оттуда, и интервалы между ними были все больше и боль­ше. "Старшой отбился? - соображал он. - Или... Неужели с ним рас­правились так быстро?"

-   Товарищ капитан! - донеслось от орудий. - Связь!

Стоя в кустах, Михайлов ожесточенно размахивал над головой те­лефонной трубкой. Рогов поспешил к нему.

-   Что видишь? - вырвав из рук телефониста трубку, допрашивал он Семенова.

-   Ничего! - бубнил в ответ тот. - На дороге пока пусто, да она и видна плохо. Тут лощинка впереди, как на грех... Товарищ капитан, вы мне ориентиры дайте. Как же без них вести целеуказания?

-   Командиры взводов, ко мне!

Пока намечали ориентиры, стрельба впереди прекратилась совсем. Расчеты у пушек стояли на своих местах, поглядывая на командира, а он совсем не знал, что ему делать. Батарея на опушке леса, без всякого пехотного прикрытия и расчета на близкую помощь. Сворачиваться и уходить, пока не поздно? А если вдруг появятся немцы? И что он скажет комдиву, если даже выберется из этой западни? Что бросил роту без поддержки? И тогда трибунала действительно не миновать.

-   Что будем делать, политрук?

Молоденький, всего лишь месяц назад прибывший в батарею полит­рук Лозинский, за все это время суматошной подготовки к бою не сказавший ни слова, пожал плечами.

-Воевать будем!

- Осколочными - по танкам? Мы же - без бронебойных.

- Наверно, там не одни танки, - чуть подумав, рассудил Лозинс­кий.-  Будет и пехота. Вот по ней и врежем. Другого-то выхода у нас всё равно нет.

Рогов только вздохнул.

Пусто было на шоссе, тихо вокруг, и никаких признаков того, что могло бы подсказать, что ждет их впереди. В это время и появился с кухней старшина батареи.

-  Где тебя носило? - вымещая на старшине всю свою злость за создавшуюся обстановку, накинулся на него Рогов, ни разу до этого не вспомнивший ни о самом старшине, ни о том, что бойцы с утра не ели.

-Так, товарищ капитан, - оправдывался невысокий, подтянутый старшина Кравцов - Вас и не найдешь. Сначала сказали, что вы под Брестом, а потом…

-   Настоящий старшина свою батарею нюхом чует. Где полк?

-   Так я же и говорю, - вздохнул обиженный старшина. - Он снача­ла под Брест пошел, а потом их всех на Пружаны повернули.

-   Как, на Пружаны?

-   Такой приказ, - пожал плечами Кравцов. - Вот я и мотался туда- сюда. Это уже потом в штабе шепнули, что всех на Пружаны гонят. Там, говорят, немцы вовсю прут.

-   Ладно, кормите скорей бойцов!

Теперь Рогов знал точно, что надеяться ему не на кого. Стрелковая рота, даже если ей удалось остановить фашистов, от танков оторваться не сможет. В поле ее просто сомнут. Не придут и основные силы дивизии. Но если, по рассказу старшины, немцы идут на Пружаны, мо­жет быть, сюда не сунутся? А с кем же тогда вела бой рота?..

-   Товарищ капитан! - закричал из кустарника Михайлов. - Лейте­нант Семенов!..

-   Заканчивай обед! - чувствуя, что Семенов просто так тревожить не станет, приказал Рогов. - Кравцов, кухню в лес!

Да, Семенов звонил не зря.

-   Товарищ капитан! — взволнованно начал он. - Едут! Вижу тан­ки...

-   Много? - перебил его Рогов.

-   Пока немного, но из-за бугра лезут все новые. Вон, еще...

-   Пехота есть?

-   Нет! Одни танки. Даю данные на открытие огня.

-   Отставить! — оборвал его Рогов. И заторопился, сам не зная поче­му, на ходу оценивая ситуацию. - Слушай, Семенов! Бросай все и ухо­ди...

-   А провод? - удивился Семенов. - Смотать же надо!

И в это мгновение Рогов увидел танки. Не спеша, они выползали из-за ската и ровной цепочкой двигались по открывшемуся перед ними шоссе. Теперь Семенов добежать до батареи уже не мог.

-   Брось провод! - закричал он в трубку. - Уходи! В поле уходи, в рожь! - и, бросив бесполезную теперь трубку, чуть приподнялся, закри­чал замершим у орудий расчетам: - Батарея, по головному! Фугас­ным...

До танков было еще метров семьсот, глядя на них и выжидая, когда они подойдут еще ближе, он с горечью подумал, что вряд ли нанесет им большой урон, но пропустить беспечно катящегося по шоссе врага... Этого он просто не мог. "Наши обязательно услышат звуки выстрелов, - словно оправдываясь сам перед собой, подумал Рогов. - И поймут, где немцы". И все сразу стало на свои места. Старший лейтенант своим огнем предупредил его, он предупредит других.

-   Батарея, беглым - огонь!

Залп получился дружным, и первые разрывы взметнулись у шоссе. А потом орудия забили вразнобой, рождая в голове колонны все новые всплески огня и дыма, в которых, казалось, уже никому не проскольз­нуть вперед.

-   Батарея - беглым!..

Снаряды один за другим рвались на шоссе, и Рогову в какое-то мгновение показалось, что затягиваемая пылью колонна вот-вот повер­нет обратно, но тут же понял, что ошибся. Несколько танков из середи­ны колонны быстро свернули в поле, на ходу выстраиваясь в цепь, покатили на батарею слева, остальные открыли огонь с места. И сразу под разрывами чужих снарядов огонь батареи стал куда реже. Артил­леристы, ища спасения, заметались среди кустов.

-    К орудиям! - в бешенстве вскакивая с места, заорал Рогов. - Огонь!

Но силы были слишком неравны. Оглушительно гремели разрывы, секли кустарник и валили людей осколки и пули, взлетала вверх земля. Несколько танков заходили слева, и Рогов бросился к ближнему ору­дию, но что-то тяжело ударило ему в голову, и он упал среди кустов, остатком сознания вдруг уловив, что стало неожиданно тихо.

3.

Очнулся Рогов уже в темноте. С минуту лежал с закрытыми глаза­ми, прислушиваясь к звону в ушах и борясь с тупой болью в затылке. Потом осторожно приподнял голову, оглянулся. Рядом, не ясно разли­чимые в темноте, стояли деревья. "Лес", - машинально отметил он, пытаясь вспомнить, почему и как оказался в лесу.

-   Товарищ капитан! - раздалось рядом. — Попейте водички.

С трудом, чувствуя боль в шее, он повернулся на голос. Рядом с ним на корточках сидел наводчик второго орудия ефрейтор Кудинов.

-   Попейте, - еще раз предложил Кудинов, поднося к его лицу коте­лок. - Сразу легче станет.

-   Точно, товарищ капитан! - поддержал Кудинова кто-то другой.

Теперь Рогов увидел и остальных. Четверо бойцов и среди них командир третьего расчета сержант Перепелов, сидели на земле рядом, выжидательно глядя на комбата. И когда он, пытаясь сесть, зашевелился, они дружно придвинулись к нему, подхватили за руки.

-   Да вы что? - запротестовал Кудинов. - Пусть лежит!

-    Нет! - не согласился Рогов. - Я сяду. - И когда с помощью бойцов с трудом привалился спиной к дереву, тут же пожалел о сде­ланном. В глазах все поплыло, отчаянно зазвенело в ушах, и какое-то время он сидел, приходя в себя и боясь, что снова потеряет сознание. - Я ранен?

-   Не-е! - торопливо возразил Кудинов. - Старшина сказал, что это вас, наверно, землей. Мы смотрели, крови нет. Вы бы все же попили водички-то, сразу полегчает.

-   А где старшина? - принимая из рук Кудинова котелок, спросил Рогов.

-   Так он раненых повез. Вы же сами приказали!

От нескольких глотков холодной воды действительно стало легче. Перестала кружиться голова, затих звон в ушах, но вспомнить то, что произошло с ним после удара, Рогов никак не мог. Он помнил лишь сам бой, хлесткий, опрокинувший его удар, а дальше были тишина и темнота. Неужели он действительно еще командовал?

-   Что с батареей?

-   Нету батареи, товарищ капитан, - негромко ответил Перепелов. - Всего одна пушка осталась.

-   А почему мы здесь?

-   Так, товарищ капитан! - обиженно заговорил Перепелов. - Вы бы видели, что они с огневыми сотворили. Разве вы не помните? Оки же со всех сторон!.. Снарядами засыпали! Ну, мы и рванули в лес. Не все, конечно...

"Так! - сам себе сказал Рогов. - Мои артиллеристы бросили пуш­ки". Если бы не ломило в затылке, он, наверно бы, закричал. Его подчи­ненные, в которых он так был уверен, покинули поле боя! Но каждое слово вызывало новый приступ боли, и он заговорил не спеша, коротки­ми фразами.

-   А где остальные?

-   Там, на огневых.

"Значит, убежали не все", - отметил Рогов.

-   Что они делают?

-   Так они убитые, товарищ капитан! - словно бы чего-то испугав­шись, быстро заговорил Перепелов. - Я же говорю: два расчета накры­ло сразу, они у орудий и лежат, мы проверяли. Остальные раненые...

-   Сколько?

-   Старшина увез восемнадцать. Хотели и вас отправить, а старшина сказал, что нельзя. Раз командир живой, значит, надо пушки вывозить. Он сказал, что быстро обернется.

-   Ведите на огневые!

Никто не возразил. С помощью бойцов он поднялся на ноги, чуть пошатываясь и держась за плечо Перепелова, двинулся по лесу. Когда впереди обозначился просвет, понимая, что это скорее всего опушка, остановился, негромко спросил:

-   А немцы где?

-   Уехали.

-   Как, уехали? - удивился Рогов.

Такое просто не укладывалось в его голове. Враг был здесь, значит, он может снова наступать или обороняться. В крайнем случае, отсту­пить. Но, чтобы уехать? Такого на войне не может быть.

-   Отступили?

-   Да нет, - замялся Перепелов. - Сначала стреляли, а потом прошли танками по огневым, постреляли по лесу, выехали на шоссе и покатили дальше. А потом - пехота, бронетранспортеры... Почти до самого вече­ра ехали.

-   А вы? Смотрели?

-   А что мы могли, товарищ капитан? Сами видите, сколько нас оста­лось?

-   И сдрейфили, конечно, - признался стоящий чуть поодаль Кудинов. - Чего уж! Их тут сила перла.

-   Ладно, пошли!

На опушке, где стояло то, что осталось от батареи, было куда светлее, но Рогов с трудом узнал место. Словно бы тяжелым катком прошла по искромсанному кустарнику неведомая сила, и он сразу стал и реже, и ниже. А на образовавшихся полянках стояли его пушки, возле кото­рых, замерев в разных позах, лежали его артиллеристы. Две пушки были изуродованы прямыми попаданиями, третья с чудовищной силой вдавлена в землю. И только четвертая, о которой Перепелов коротко сказал "исправна", лежала на боку, нелепо задрав вверх станину.

-   Мы что-нибудь подбили?

-   Два, - ответил Кудинов. - Один фашисты бросили, а другой ута­щили с собой.

Рогов тяжело вздохнул. По всем статьям он проиграл свой первый бой. Кругом стояла тишина, и в обступившей его темноте не светило ни одного огонька, только звезды над головой сияли беззаботно и ярко.

-   Когда уехал старшина?

-   Как стемнело... Сказал, что скоро вернется.

"Вернется", - повторил про себя Рогов.

Больше всего ему сейчас хотелось как можно скорее покинуть это место. Но он знал, что уходить, бросив на произвол судьбы тех, кто совсем недавно были его подчиненными, а теперь беспомощно лежали между измочаленными снарядами и гусеницами танков кустами, никак нельзя. Им ничем уже нельзя помочь, но бросить?.. Возможно, вернется и старшина.

Рогов посмотрел на часы, с трудом разобрал, что стрелки показыва­ют первый час ночи. Возможно, до возвращения Кравцова они успеют.

-   Несите инструмент, будем копать могилу. Да! Машины ушли все?

-  Две, - ответил Перепелов. - Одна стоит в лесу, фашисты туда не пошли, а одна сгорела.

-   Ладно, - кивнул Рогов. - Копать будем здесь. Два на два.

Пока бойцы копали могилу, он сидел на траве, сжав руками разрыва­емую болью голову и запоздало стараясь понять, что же сделано им не так, что привело к такой быстрой гибели батареи? "Да, надо было настоять, - прислушиваясь к шуму выбрасываемой земли, размышлял Рогов, - надо было доказать этому дураку ротному, что идти вперед нельзя и надо срочно занимать оборону. Тогда бы мы, возможно, успели окопаться. А так... Учились, готовились, поднимались ночами по тревоге, стреляли по целям. А когда пришел настоящий бой, за какие-то минуты батареи не стало. И всего из-за двух паршивых танков... Сюда бы противотанковые, они бы, стреляя по бортам с такой дистанции, себя показали".

Но утешения от этих мыслей не приходило, ибо сейчас он отчетливо понимал, что и сам поступил во многом неверно. Два, а может, и три десятка танковых пушек против ничем не прикрытой, стоящей на го­лом месте батареи... Наверно, можно было сообразить, что силы слиш­ком неравны, что вслед за танками появится и пехота. Лозинский же говорил! А он в азарте надвигающегося боя забыл обо всем и открыл огонь. И масса пехоты, которую без труда он мог громить своими пушками, прошла безнаказанно. Эх, Рогов!

Размышлял и подводя печальные итоги, он не знал, да и не мог знать, что волею судьбы и начальственного замысла выброшенная сюда стрел­ковая рота, а с ней и его батарея, оказались почти на самом острие стремительного, отлично подготовленного удара полнокровного двад­цать четвертого танкового корпуса гитлеровцев, и уже поэтому, несмот­ря на любое прикрытие и самое совершенное оборудование огневых позиций, были обречены. Не знал он и того, что еще не одна батарея, не один полк и дивизия оказались или окажутся несколько позже в по­добном же положении, прежде чем им удастся остановить таранный удар врага. Но, сидя сейчас в темноте, он уже знал главное: сколько бы ни потребовалось сил и крови - он будет драться. До тех пор, пока не повернет фашистов вспять или не погибнет сам. И, разбирая свои ошибки и просчеты, уже готовился к этой борьбе...

-   Товарищ капитан, готово!

-   Собирайте убитых.

Их сносили по одному. Уже успевших остыть, почти не гнущихся, осторожно подносили к яме, бережно опускали вниз. Одних совершен­но целых, почти без следов крови на обмундировании, других неузнава­емо изорванных осколками или раздавленных гусеницами танков. Стоя у края ямы, Рогов принимал документы погибших, каждого провожая взглядом. Вот опускают сержанта Климова. В темноте плохо видно залитое кровью лицо, одна рука оторвана у самого плеча. На боевых стрельбах его расчет поражал цель со второго снаряда. Но там были простые деревянные щиты, которые без труда разбивали осколочные снаряды. Здесь же против брони они оказались бессильны. И Климов погиб.

Принесли командира первого огневого взвода лейтенанта Лузгина. Его документы превратились в слипшийся от крови ком. Лихой был командир! И поспорить любил, и себя показать. Теперь его, тихого и безвольного, опускают в могилу.

За Лузгиным опустили несколько бойцов в таком состоянии, что Рогов даже не спросил документы. Что-то бесформенное, обвисающее на руках несущих их бойцов. "А если бы я пропустил танки, - вдруг подумал Рогов, - возможно, они остались бы живы".

Когда поднесли политрука батареи, Рогов попросил опустить его на землю, подошел, присел на корточки. Мальчишеское лицо Лозинского было бледно и спокойно.

-   Куда его?

-   В голову.

-   Хороните!

Мало они послужили вместе. Ни подружиться не успели, ни поца­паться. Так почему же, черт возьми, так жалко этого парня? Впрочем, жаль всех. Была батарея - и нет ее. Наводчик Скосырев, подносчик Разин, заряжающий Самсонов... "С кем будешь воевать, комбат Рогов? И что вообще доложишь командиру полка при встрече? Что еще в начале боя был контужен? Но ты все-таки жив, а батареи нет".

-   Все, товарищ капитан. Последний...

-   Сколько?

-   А мы не считали, - виновато признался Перепелов.

Вот так! Ты, комбат, даже не знаешь, сколько погибло и останется здесь твоих подчиненных. Есть документы? Но у раздавленных танками их даже не искали, и уполномоченный особого отдела с полным основа­нием может спросить: а где остальные? Что ты ему ответишь?

-   Закапывайте!

Уже подогнали машину, поставили на колеса и прицепили оставшу­юся пушку, а Рогов все стоял у невысокого, небрежно насыпанного холмика, под которым теперь лежала большая часть его батареи. Скоро он тронется в путь, а они останутся лежать здесь. И сколько бы их ни ждали, они уже не вернутся домой.

Было два часа ночи, когда Рогов решил, что ждать Кравцова не имеет смысла.

-   Снаряды погрузили?

- Собрали малость, - ответил Перепелов. - Их тут так раскидало... Что нашли - погрузили.

-   Всем - на машину!

Рогов забрался в кабину, уже готов был скомандовать: "Трогай!", но вдруг неожиданно понял, что он совсем не знает, что делать дальше. Ехать, но куда? В Кобрине, конечно, немцы... Так что же делать? Все, чему его учили, состояло в том, что надо делать перед боем, в бою и после него. Что делать после разгрома - не учили. Выводить оставшуюся матчасть в тыл? Но в Кобрине фашисты, это ясно. Двигаться на Пружаны, куда ушел полк? Но ночью, без карты, не зная дорог... Да и там ли полк сейчас? Рогов чертыхнулся, злясь сам на себя, решительно прика­зал:

-   Вперед! Трогай... Фары не включай.

-   Куда? — растерянно переспросил водитель.

-   На шоссе!

- А если там немцы?

- Ты знаешь другую дорогу?

Водитель покорно вздохнул, включил скорость, машина не спеша поползла по кустарнику.

Веселей!

На шоссе не было ни души. Рогов, скрепя сердце, приказал поворачивать на Кобрин: ехать в сторону Бреста было еще глупее. И весь на­прягшись, тревожно всматривался в едва различимую полоску шоссе, проклиная все на свете. Ведь сами к немцам едут! Сами!..

-Товарищ капитан, сверток!

Как заметил водитель этот "сверток", Рогов не понял.

-Сворачивай!

И хотя проселок вел к югу, а не в сторону Пружан, облегченно вздохнул. Ехать туда, где обязательно должны быть немцы, ему было просто страшно.

Через полчаса езды на ощупь добрались до какой-то деревушки. Вышедший на стук в дверь дома мужчина, путая польские и белорус­ские слова пояснил, что о немцах, слава Богу, пока ничего не слыхали, а дорога по которой они едут, идет на Кобрин. "Опять на Кобрин! - удивился Рогов. - Выходит, сворачивали зря?"

-   А другая дорога есть? Чтобы - в объезд...

-   Есть, - неохотно подтвердил мужчина. - Хоць на Дивин, хоць на Антополь шлях изде. Перши сверток - то на Дивин, - вздохнул, огор­ченно почмокал губами: - От бяда! Целы тыдзень як гром грал...

Было ясно, что о немцах он все-таки слышал, но упрекать этого чело­века было не в чем. Слишком уж много неожиданностей обрушилось на приграничную Белоруссию за последние годы, приучив людей к скрытности и немногословию.

Убедившись, что немцев поблизости нет, дальше ехали при тусклом свете замотанных тряпками фар. Дорога то и дело петляла во ржи, и Рогов, боясь неожиданной встречи с врагом, сидел напряженный, тре­вожно вглядываясь вперед и зажав в руке пистолет. Наверно, поэтому, когда на дорогу вдруг метнулась тонкая женская фигурка, вздрогнул, вытянул пистолет, одновременно поспешно раскрывая дверцу кабины. И только через мгновение, с отвращением чувствуя, что покрывается холодным потом, понял, что испуг был напрасным: перед резко остано­вившейся машиной стояла... девочка.

-   Чего тебе? - зло зашипел он, высовываясь наружу.

-   Дядечка! - подскочив к распахнутой дверце, поспешно затарато­рила девчонка. - Туды нэльзя! Там герман! Звяртайце у хлиб!

-   Где герман?

-   У вёски! Худчей!

Пока в спешке, погасив фары и рискуя залететь в какую-нибудь канаву, сворачивая в рожь, девчушка успела зацепиться за борт. Под­хваченная бойцами, оказалась в кузове. И уже оттуда, низко склонясь над бортом, почти в ухо Рогову зашептала:

-   Прямочко, прямочко держите!

-   Куда? - разозлился Рогов. - В яму?

-   Не! Тут ровна! А недалечко шлях аж да Антопаля идзе. - И не­ожиданно заговорила по-русски: - Вам же туда надо?

-   Откуда тебе известно, куда нам надо?

-   А тут днем все на Антополь шли. И военные, и нет. Много шли...

"Военные? - обрадовался Рогов. - Будем догонять".

-   Лезь ко мне, будешь показывать дорогу.

Бесстрашно заголясь, она перекинула ногу через борт, поддерживае­мая бойцами, перебралась на подножку, влезла в кабину, прижавшись к Рогову холодным боком.

-   Чего во ржи делала? - косясь на девушку, начал Рогов.

-   Пряталась. Как они появились, мамка и закричала, чтобы я в хле­ба ховалась. Ну, я и убежала.

-   Зовут как?

-   Маруся.

-   А где же ты, Маруся, так говорить по-русски научилась?

-   Так меня на год на курсы секретарей сельсовета в Могилев по­сылали. А там русских много.

- В канаву не загремим?

-   Не! Тут до самой речки ровно.

А что за речка?

-   Так, Припять же!

"Припять, - повторил про себя Рогов. - Значит, Кобрин остался позади. И если немцы действительно там, то наши войска должны быть здесь".

И тут же отбросил эту мысль, как это немцы могут быть в Кобрине, если там штаб армии, немалый гарнизон, а рядом полно войск. Конечно, их дивизию направили к Пружанам, но есть же другие! И раз так, са­мым правильным после переправы через реку будет езда не на Антополь, а к Кобрину.

4.

Уже на рассвете, подчиняясь указаниям Маруси, подъехали к реке, повернули к утонувшей в тумане деревне и без труда перебрались по мосту на другой берег.

- А теперь скоро переезд через железную дорогу, а там и шоссе, - объяснила Маруся.

- Полезли-ка в кузов, - предложил повеселевший капитан, уверен­ный, что скоро увидит наши войска.

В свете рождающегося дня он более внимательно рассмотрел де­вушку. В светлой кофте-безрукавке и длинной серой юбке, она имела типичный вид крестьянки-белоруски. Худенькая, остроносая, с живыми карими глазами и густой россыпью веснушек на лице.

-   Сколько же тебе лет, Маруся?

-   По осени семнадцать будет.

-   И уже секретарь сельсовета?

- Так я же грамотная, - уверенно ответила девушка. - Три зимы в школу ходила. И комсомолка...

Рогов понимающе кивнул. Три зимы в школу - по здешним понятиям действительно грамотная.

На железнодорожном переезде, сутулясь от утренней прохлады, стоял часовой. Рогов остановил машину, вышел.

- Из какой части, боец?

- А вам зачем? - неприязненно оглядев капитана, спросил тот.

- Ищу свою дивизию.

- Ну и ищите.

Рогов усмехнулся. Знает парень службу!

- Войска здесь не проходили?

- Полно! Всю ночь шли. А как рассвело - никого!

- На Кобрин?

Впервые часовой взглянул на капитана более внимательно и ответил совсем не так, как полагалось по уставу.

- Вы, товарищ капитан, наверно, с луны свалились. В Кобрине еще с вчера немцы.

- Так чего же ты здесь тогда стоишь? - уязвленный таким ответом, произнёс Рогов.

- Поставили - и стою!

Рогов невольно чертыхнулся. На мосту через реку не было никаких часовых. Здесь же, на никому не нужном переезде, поставили. Зачем? Тем более, когда войска, кажется, ушли. Снять его и увезти с собой? Вряд ли он подчинится.

-   Ну ладно, стой.

Едва выехали на шоссе, и колеса орудия загремели по булыжнику, неожиданный, резко нарастающий рев авиационных моторов заставил всех пригнуться, оглянуться назад. Но самолеты, оглушая ревом, уже мелькнули над головой и низко понеслись над шоссе дальше. "Истре­бители!" - глядя им вслед, отметил Рогов.

-   Ой, мамочка! - взвизгнула Маруся. - Как подкрались-то!

"Действительно подкрались, - запоздало согласился Рогов, только теперь поняв всю глубину опасности. - Но почему они не стреляли?"

-   Всем наблюдать за воздухом! Кудинов...

-   А что это там? - с тревогой вмешалась Маруся. - Глядите, горит!

Над лесом, где скрылись так напугавшие их истребители, поднима­лись облачка светлого дыма и медленно отплывали в сторону.

То, что горело, открылось почти сразу же за поворотом. Несколько десятков грузовых машин беспорядочно стояли вдоль шоссе и в кюве­тах до самой показавшейся вдали деревни, несколько из них догорали, остальные, с изорванными пулями бортами и разбитыми стеклами ка­бин, были, наверно, брошены. Ни одного человека у машин не было.

-   Вот это дали! - разглядывая то, что осталось от колонны, тревож­но поблескивая глазами, бормотал Кудинов. - Бомбили, товарищ капи­тан?

-   Не похоже, - не видя воронок, возразил Рогов.

Машина через нагромождение разбитой техники пробиралась мед­ленно, и они с тревожным любопытством рассматривали каждый гру­зовик, невольно представляя, что подобное же грозило и им, если бы так внезапно налетевшие истребители ударили из пулеметов.

-    Поворачивай к дому! - приказал Рогов, едва подъехали к той деревне, до которой чуть не дотянула разгромленная колонна.

Ехать дальше или стоять на шоссе ему было просто страшно.

Наверно, то же самое испытывали и бойцы. Они быстро попрыгали на землю, ссадили Марусю.

-   Кудинов! Найди кого-нибудь из местных, - приказал Рогов.

Чтобы не попасть в такую же ловушку, он должен был знать точно, что же случилось у этой деревни. К тому же, раз здесь оказалась колон­на, значит, были и войска. Куда они ушли?..

Но деревня оказалась пустой. Часть домов - закрытой, остальные просто брошены.

-   Там нет никого, товарищ капитан! - доложил вернувшийся Куди­нов. - Скотина стоит, а народу нету. Попрятались они, что ли?

И в это время из-за ближнего дома вышел дед. В полушубке и меховой шапке, он шел не спеша, опираясь на палку. Не дойдя до Рогова шагов трех, остановился. Сняв шапку, поклонился.

-   Здорово, мил человек!

-  Здорово, дед! - ответил обрадованный капитан. - Что у вас тут стряслось?

-   Или не видишь? - махнув палкой в сторону разбитых машин, сурово спросил дед. - Война пришла!

-   Самолеты?

-  Они, окаянные.

Из дальнейших расспросов выяснилось, что колонна с бойцами по­дошла к деревне еще ночью и здесь остановилась.

-   Почему? - допытывался Рогов.

-  А кто ж ее знает? - пожал плечами дед. - Говорили солдатики, будто начальство какое-то дальше не пускает. В обрат, мол, поворачи­вать надо. А как рассветать зачало, тут они и налетели. Такую стрельбу подняли!.. Только ррры да рры! Они и загорелись.

-   А солдаты где? Куда пошли?

-  Так, к лесу. Как оно тут кончилось - забрали побитых да раненых и пошли. И наши за ними. Помирать-то кому охота?

-   Ты-то чего не ушел?

-    Отбегал  я свое, милый, - печально усмехнулся дед. - А смерть - она, где хошь, найдет. Да и за двором пригляд нужен. Оно ведь горбом все нажито.

Больше дед ничего не знал. И, попив холодной воды, захватив с собой вынесенный им каравай хлеба, бойцы забрались в кузов, машина тронулась дальше, ибо, по словам деда, дорог в лесу не было. Ехали не спеша, зорко поглядывая на небо и по сторонам и вот-вот ожидая уви­деть войска. Но километров через пять вдруг на дорогу выскочил из кустов боец. Он требовательно вскинул над головой руку с винтовкой.

"Наконец-то!" - обрадовался Рогов, стуча по крыше кабины.

Едва машина остановилась, к ним подошел стройный, затянутый в ремни майор.

-  Куда едете? - бросив ладонь к козырьку фуражки, строго спросил он. - Прошу ваши документы.

-   Ищу свой полк, - подавая удостоверение, ответил Рогов.

-  Куда был выдвинут ваш полк с началом боевых действий? - рас­сматривая удостоверение, спросил майор. - Где он может быть сейчас? К какой дивизии относится ваш полк? И почему у вас всего одна пушка, капитан... - майор чуть запнулся, - капитан... Рогоф?

"Кажется, латыш, - отвечая на вопросы, мимоходом отметил Рогов. - Или эстонец... Они все - светлокурые".

Дальше ехать нельзя! - возвращая удостоверение и строго чеканя слова, продолжал майор. - Сворачивайте к лесу!

Но мне сказали, что в лесу нет дорог, - возразил Рогов. - А у меня...

Одну минуту! - оборвал его майор и поднял над головой руку, требуя, чтобы идущая со стороны Пинска легковая машина останови­лась. А когда она замерла рядом с артиллеристами, шагнул к ней, накло­нился к дверце, видимо, требуя документы.

В чём дело? - высовываясь из машины, сердито спросил оказав­шийся в ней полковник. - Я - командир дивизии и следую...

-   А я - представитель штаба четвертой армии! - повысил голос майор. - И требую, чтобы вы поворачивали к лесу.

-   Но моя дивизия не в этом лесу! - заспорил полковник. - Соглас­но приказу я обязан...

Дальнейший разговор Рогов не расслышал. Его вдруг сильно дерну­ли за полу гимнастерки. Когда он оглянулся, увидел, что почему-то ока­завшаяся на полу кузова Маруся, испуганно округлив глаза, делает ему какие-то знаки.

-    Чего тебе? - раздосадованный этим несвоевременным вмеша­тельством, сердито спросил он.

-   Ой, товарищ капитан! - полушепотом зачастила Маруся. - Поеха­ли скорее! Ох, лышенько!

-   Прекрати! - шикнул на нее Рогов.

Он бы и еще что-то сказал этой настырной, лезущей не в свои дела девчонке, но к ним уже шел майор.

-   Поворачивайте к лесу, капитан! - не терпящим возражений то­ном произнес он. - Через час выедете к сборному пункту отходящих частей и получите дальнейшие указания. Вам ясно? - вдруг улыбнулся и закончил: - Счастливого пути!

-   Есть! - отчеканил Рогов. - Водитель, поворачивай налево!

До леса было всего около полукилометра, и Рогов удовлетворенно улыбнулся. Наконец-то он знает, куда ехать.

-   Порядочек! Через час все станет ясно. А ты, Маруся, боялась...

-   А я и сейчас боюсь! - отрезала девушка, сердито глядя на капита­на. - Не наш той командир! Вот убей меня гром!..

-    А чей же он? - вмешался в разговор Перепелов. - Ты, Маня, совсем в панику ударилась.

-    И ударилась! - не сдавалась девушка. - Потому что возле того командира наш Грицко стоял. Той красноармиец...

-   Родственник?

-   Який вин мне родственник? - в волнении путая русские и бело­русские слова, заторопилась Маруся. - Он еще два рокив назад к нем­цам убёг!

-   Как это - убёг? - насторожился Рогов.

-   А так! - сверкая глазами, выкладывала Маруся. - Он все нимцев ждал, а як Червона Армия прийшла, он к герману и подался. Про то вся наша вёска знает.

-   А ты не спутала?

-   Я? - обиделась Маруся. - Да вин от нас за три хаты жив! Лопни мои глаза, он! Только рожа еще толще стала.

Машина уже шла по узкой лесной дороге, и Рогов в сомнении пожал плечами. Маруся ошиблась? А если возле майора действи­тельно стоял немецкий шпион? Шпион при штабе армии... Повер­нуть обратно? "Ладно! - и веря, и не веря девушке, решил Рогов. - Доберемся до сборного пункта - доложу начальству, а там пусть разбираются".

А машина тем временем все дальше забиралась в лес, и все хуже становилась дорога. Узкая, покрытая выбоинами и корневищами растущих по обе стороны деревьев, она петляла из стороны в сторону. Ма­шина осторожно ползла по ней, то и дело цепляя бортами за нависшие с боков сучья.

-    Ну и дорожка! - первым не выдержал Кудинов. - И чего это наши сюда забились? Тут, товарищ капитан, в случае чего и не развер­нуться.

Рогов и сам недоумевал. Лес становился все гуще, деревья - выше, а дорога все хуже. И - никаких признаков войск или их следов. Маши­на остановилась.

-  Товарищ капитан! - высовываясь из кабины, позвал шофер. - Как бы нам не засесть, мокро становится.

-   А ты поосторожней, - посоветовал ему Рогов.

-   Где же тут поосторожней, если дорога одна? - возразил шофер. - Ни свернуть, ни объехать.

-  Ладно, поезжай! - приказал Рогов, ибо ничего другого им не оста­валось. - Там, кажется, просвет... Может, лес кончается?

Но лес не кончался. А просвет оказался поляной, на которой валя­лись остатки когда-то заготовленных здесь дров.

-   Дальше куда? - снова останавливая машину, спросил шофер.

Дальше дороги не было.

-   Слезай! - подал команду Рогов. - Всем искать дорогу!

Ведь должна же она быть, черт побери! Не мог тот майор послать их неизвестно куда! Эх, если бы сейчас - хоть какую-то карту местности!

Думал, прикидывал, а легкий пока червячок тревоги уже шевелился в груди. А что, если дороги дальше нет? Поворачивать обратно? А что скажет представителю штаба армии? Уж он-то отлично знал, как трудно разговаривать с высокими штабными чинами, всегда уверенными в сво­ей правоте.

Бойцы уже шли обратно к машине, и сержант Перепелов первым сказал:

-   Заехали, товарищ капитан! Дальше - кругом болото.

-   Как это - болото?

Он еще не верил. Подошли остальные бойцы, и ответ их был еди­ным: дальше дороги нет.

-  Та-ак!- протянул Рогов, беря себя в руки и стараясь показать, что иного, собственно, он и не ждал. — Будем разворачиваться обратно.

Но развернуться оказалось не так-то просто. Пришлось отцеплять орудие, но и без него машина начала буксовать. Ее развернули по сути дела на руках, бросая под колеса валяющиеся рядом сухие ветки. Потом таким же образом подкатили и прицепили орудие.

-   Всем смотреть по сторонам! - приказал Рогов, когда тронулись в обратный путь. - Может, будет и поворот.

Обратно ехали еще медленней, то и дело оглядываясь по сторонам, но никакого поворота не было. И чем дальше продвигались, тем мрач­нее становился Рогов. Злило и предстоящее объяснение с майором, и бесцельно потерянное время, и то, что никаких своих войск они не нашли. А что будет, если этот дурак из штаба армии пошлет их обратно.

Было уже за полдень, когда они снова выехали к знакомому перекре­стку на шоссе. Он был пуст. "Куда же делся майор?" - оглядываясь по сторонам, удивился Рогов.

-   Товарищ капитан! - быстро произнес Перепелов. - Глядите! Там... Под откосом!

Метрах в десяти от перекрестка под откосом лежала на боку знако­мая "эмка".

-   Авария? - удивился Рогов. - Как же это они умудрились?

Вслед за бойцами он спрыгнул на землю и заспешил к опрокинув­шейся машине. Когда подбежал, в недоумении и испуге застыл на мес­те. Рядом с машиной лежал тот самый, спешащий в свою дивизию, полковник, и пятно крови темнело у него на груди. Чуть в стороне лицом вниз с простреленной головой лежал младший лейтенант, а ря­дом с ним - шофер.

-   Убили? - оглядываясь по сторонам, суматошно зашептал Кудинов. - Как же это, товарищ капитан? А где же майор?

-    Это он! Грицко! - заверещала всеми забытая Маруся. - Я же говорила! Это он, паразюка, натворил. Поехали отсюда!

Рогов, стоя на месте, ничего не мог понять. Убили командира диви­зии и его сопровождающих... За что? Даже, если этот Грицко и немец­кий шпион, то ведь он был здесь не один... Или здесь уже побывали немцы? Торопливо, то и дело машинально оглядываясь по сторонам, он проверил карманы погибших, но ни документов, ни оружия не обнару­жил.

-   Поехали скорее! - продолжала вопить Маруся. - Ох, нечистое это дело. Да бросьте вы их, товарищ капитан!

Рогов и сам был растерян и напуган. Что здесь произошло? И куда теперь ехать, если на шоссе уже побывали немцы?

После короткого совещания решили трупы погибших не трогать, а самим ехать на Пинск, ибо другой дороги все равно не было.

-   Вот так-то с нами ездить, Маруся! - пытаясь разрядить напряже­ние, произнес Рогов, когда машина тронулась с места.

-   Зато со своими! - сердито ответила девушка.

-   Со своими-то, со своими... А вот к Грицку тебя привезли. А ну, расскажи-ка поподробней, что это за тип?

Но Маруся ничего нового не сообщила. Повторила лишь, что это - "такая паразюка!", что ошибиться она никак не могла и что Грицко действительно сбежал за границу.

-    Его стрелять надо было! - горячилась Маруся. - Да если бы у меня было ружье...

-   Воздух! - прервал ее Перепелов. - Вон они, глядите!

Две пары истребителей, следуя одна за другой, неслись к ним над дорогой. Пока водитель тормозил, задняя пара круто взмыла вверх, раз­вернулась и ринулась вниз.

-   Разбегайся! - подал команду Рогов. - Ложись.

Очереди затрещали сразу, едва он успел сунуться в кювет. Густо захлопали рвущие землю пули, над головой взревели моторы проско­чивших над ними машин.

-   Ой, мамочка! - истошно взвыла Маруся.

Через минуту истребители повторили атаку. Рогов лежал, уткнув­шись лицом в землю, инстинктивно стараясь прижаться к ней как можно сильнее, в то же время отлично понимая, что это никак не может спас­ти. И все-таки вжимался, каждое мгновение ожидая удара в спину, чув­ствуя свою полную беззащитность перед пикирующими и, как ему каза­лось, целящимися только в него, самолетами врага. Сейчас они начнут стрелять!..

Трижды, поливая их из пулеметов, шли в атаку истребители, и триж­ды, проклиная в душе неспособность победить страх перед ними, он жался к земле. Даже когда они улетели, он, еще не веря, что все кончи­лось, с опаской поглядывая на небо, всем существом боясь повторения пережитого. Мелькнула даже мысль бросить машину и дальше идти пешком, но пушка, пушка!.. Ее он бросить не мог.

Осмотрели изорванный пулями борт машины, снова забрались в кузов, тронулись дальше. Бойцы сидели встревоженные, крутили голо­вами, готовые при первых же признаках опасности покинуть машину. Да и Рогов чувствовал себя ничуть не лучше. И когда впереди показа­лась деревня, приказал сворачивать. То ли от страха, то ли от наступа­ющей жары ему невыносимо хотелось пить.

-   Кудинов, смотри колодец! Сделаем остановку.

Колодец обнаружили невдалеке, и они остановились под деревьями. К ним подошли двое мужчин.

-  А правда, товарищ командир, что к нам скоро немцы придут? - обратился один из них к Рогову.

Он совсем не знал, где сейчас немцы и что ответить им. Но пока раздумывал, что сказать, Маруся опередила.

-   Правда! - уверенно сказала она.

-   Ты откуда знаешь? - с досадой удивился Рогов.

-  А чего уж! - отмахнулась девушка. - У нас на деревне еще с месяц назад говорили, что придут. Я тоже думала, что брехня, а оказа­лось... Народ - он все знает.

Неприятный разговор прервал водитель.

-   Заправиться бы, товарищ капитан! Кто знает, сколько еще ехать...

Один из подошедших вызвался показать, где можно заправиться бензином. Рогов разрешил водителю съездить на заправку. Пока ждали машину, бойцы раздобыли в деревне молоко и хлеб, здесь же, у колодца, наспех перекусили.

- Ты чего это панику разводишь? - упрекнул Рогов Марусю, когда никого из деревенских рядом не было.

-  Какую еще панику?

-  Что немцы скоро придут. Откуда тебе известно? Болтаешь, не думая! А еще комсомолка. За такое знаешь, что бывает?

- Знаю! - не испугалась Маруся. - Я тоже раньше, дура, не слушала, паникерами обзывала, а как они заявились - пришлось в хлеба, в чем была бечь. Нет уж, пусть знают! Хоть сховаться от них успеют. Чего я им врать буду?

Рогов нахмурился, готовый вступить в спор, но далекий гул артиллерийской канонады остановил. Стрельба, к его удивлению, слышалась не сзади, а где-то слева.

-   Вон они где! - словно бы обрадовалась Маруся. - Почти полдня едем, а никак уехать не можем. И наших нигде нет. А которых повстре­чали - все побитые.

Она была целиком права. И Рогов, раздосадованный этой нелепой правотой, промолчал.

Подъехала успевшая заправиться машина, а с ней - председатель местного колхоза.

-   Скажите, товарищ капитан, - представившись, обратился он к Рого­ву, - что нам делать? Люди твердят, что немцы вот-вот будут, а я в район не могу дозвониться. Не отвечают - и все! А у меня и хлеб в амбарах, и горючего в субботу, как на грех, три тонны привезли. Вот и решай, как тут быть.

Рогов поймал на себе внимательный взгляд Маруси, решительно произнес:

-   Выливайте! А хлеб прячьте.

И ничего не добавив, полез в кузов. Больше сказать ему было нече­го. Глухой гул артиллерийской стрельбы был красноречивее любых слов.

Наверно, они успели отъехать от деревни километров пять, когда Кудинов неожиданно сказал:

-   Товарищ капитан! А за нами, кажется, мотоциклы шпарят.

-   Где?

-    А вот, взгляните! - поспешно добавил Перепелов, подавая ему бинокль.

Да, это были мотоциклы. Вытянувшись цепочкой, они ехали кило­метрах в полутора сзади, и, рассматривая их в бинокль, Рогов сразу определил, что это - немцы.

По обе стороны дороги тянулось хлебное поле, и до чернеющего вдали леса было далеко. А мотоциклы явно нагоняли. "Что делать? - лихорадочно соображал Рогов. - Бросить машину и убегать в рожь? А как же пушка? Но ведь догонят! И - убьют!"

И словно бы в подтверждение его мыслей где-то над головой тонко свистнули пули, еще через секунды принесло треск пулеметной очере­ди. Сомнений больше не было: они догоняли, чтобы убить.

-   Стой! - отчаянно крикнул Рогов. - Стой! Орудие - к бою!

Скорее это был жест отчаяния человека, вдруг отчетливо понявшего, что ни уехать, ни убежать они не смогут.

-   Орудие! По головному...

Но надо было хоть как-то укрепить сошники, иначе пушка даст откат при выстреле, и он с нетерпением ждал, пока бойцы остервенело долби­ли ломами булыжник, а мотоциклы, бесцельно паля в воздух, все при­ближались. Наверно, они не видели на фоне стоящей машины пушку, и ехали теперь не спеша, уже празднуя победу. Это и дало бойцам воз­можность успеть закрепить сошники.

-   Орудие - огонь!

Первый разрыв лег с недолетом, но мотоциклы резко затормозили, часть из них повернула в поле.

-   Огонь!

Но лишь третий снаряд нашел цель. В бинокль Рогов отлично ви­дел, как взрывом накрыло один из мотоциклов и перевернуло другой. И, прижав к глазам бинокль, он продолжал подавать команды даже тогда, когда оставшиеся мотоциклы во всю мочь понеслись обратно. Прекратил огонь только тогда, когда последний мотоцикл нырнул за далекий пригорок.

-  От это дали! - вытирая с лица пот и глядя через щит орудия на шоссе, ликовал Кудинов. - От это всыпали!

-   А снарядов всего семь штук осталось, - напомнил Перепелов.

-   Да черт с ними! Зато как они драпали! А одного - вдрызг!

Радовались и остальные. И только Маруся, присев под машиной,

тоненько голосила от страха, снова перейдя на белорусский.

-   Ой, товарищ капитан! Ох, вельми страшно! Тикайте худчей!

-  Маня, не дрейфи! - весело заорал ей Кудинов. - Живы будем - не помрем! Мы еще повоюем!

А Рогову вообще не хотелось теперь никуда ехать. Стоять бы вот так на шоссе и бить по всему, что появится на нем. Но - всего семь снарядов!

-  Перепелов! Возьмите с собой Михайлова, сходите туда! - он кив­нул в сторону валяющегося мотоцикла. - Только осторожно.

И, стоя у края шоссе и куря одну папиросу за другой, ждал, когда вернется сержант. Тихонечко причитала перепуганная Маруся, вполго­лоса переговаривались бойцы, а он все стоял и курил, и так спокойно было у него сейчас на душе.

Легкую досаду вызывало лишь то, что он не сразу нашел нужное решение. Куда и зачем они мчались? Почему не остановились сразу? Не верили в возможность пусть маленькой, но все же победы? А может, потому, что уже привыкли бежать и прятаться? Ведь окажись рядом лес - и все, возможно, произошло бы не так.

Рогов со злостью бросил недокуренную папиросу. Да, могли и разбежаться по сторонам, если бы... Если бы он не нашел нужного решения. Значит, в гибели батареи есть его вина. Там он такого решения не нашел. Не отвел батарею сразу в лес, не начал окапывание... Да, были всего лишь осколочные снаряды. Но ведь два танка они все-таки подбили?

Перепелов вернулся, неся ручной пулемет, три удобных автомата и кожаную сумку.

      - Пятерых ухлопали! - совсем не по-уставному доложил он.

- Документы не взяли?

- А зачем они?

- В машину!

И неожиданно подумал, что с удовольствием бы взглянул на убитых сам. Для чего - этого он не знал. Просто посмотрел бы - и все! На самых первых фашистов, которых он уничтожил.

-Водитель, трогай!

5

В принесенной сержантом Перепеловым сумке, кроме фотографии улыбающегося фельдфебеля и его жены или невесты, банки консервов, двух плиток шоколада и комплекта шелкового женского белья, оказа­лась карта. И не какая-нибудь школьная, а подробнейшая "километров­ка" доброй половины Белоруссии. Рогов рассматривал ее, как самый ценный трофей.

У него, служащего почти на границе, вообще не было никакой кар­ты. Иногда, правда, небольшие карты им выдавали. Но только на пери­од учений, и по окончании их тут же отбирали. А какой-то немецкий фельдфебель, выполняя скорее всего частную задачу по разведке мес­тности, катит с такой картой в сумке, о которой, наверно, не мог даже мечтать и командир полка. Рогов рассматривал ее с радостью и надеждой, потому что после обстрела мотоциклистов двигаться по шоссе стало опасно. Вскоре над ним появилась и немецкая "рама", а следом - юркие, стремительные истребители. Пришлось сворачивать на первый же проселок, и теперь они ехали на север, туда, где совсем недавно стихла артиллерийская стрельба.

Теперь Рогов точно знал, где они находятся, но чем дальше двига­лась машина, тем больше он мрачнел. Кадровый военный, он всегда представлял себе войну, как сплошной, насыщенный войсками фронт, проскочить через который просто невозможно. Теперь же он не мог ничего понять. Более чем за сотню километров осталась позади гра­ница, а ни войск и никакого фронта пока не было, хотя они уже встреча­ли на шоссе чужих мотоциклистов, ясно слышали звуки канонады. Кто, где и с кем сражается? Немецкие самолеты почти беспрестанно появ­ляются в воздухе, а за весь день они не видели ни одного нашего. Так что же происходит?

В одной из деревень, не зная, что ждет их впереди, он пытался оста­вить Марусю, но девушка отказалась:

-  Куда вы, туда и я! - прижавшись в углу кузова, затвердила она, с надеждой поглядывая на бойцов.

-  Да пойми же ты, Маруся! - настаивал Рогов. - Мы - люди воен­ные, с нами тебе нельзя. Ты и так уже натерпелась...

-   Ничего! Зато не с немцем, а со своими.

-  Да ладно, товарищ капитан! - заступился за нее Кудинов. - Пусть пока едет. Кому она тут среди чужих людей нужна? В случае чего успеем высадить.

Рогову и самому почему-то казалось не слишком удобным гнать девушку. Привык к ней за эти сутки, да и совесть подсказывала, что оставлять ее одну среди совершенно чужих людей, увезя так далеко от дома, будет не слишком человечно. Ехали-ехали вместе, а теперь: "Иди, Маруся, ты нам мешаешь".

-   Ну ладно, Маруся. Смотри, потом не обижайся.

-   Не обижусь! Не из таких...

Уже клонилось к закату солнце, когда в одной из деревень, к радос­ти Рогова, увидели наших бойцов. Он остановил машину, разыскал командира, но молоденький лейтенант с грязной повязкой на голове не внес никакой ясности.

-   Отступаем, - неохотно признался он.

Около сотни бойцов, которыми он командовал, оказались из сорок девятой стрелковой дивизии, но где она сама и ее штаб, лейтенант не знал.

-   Вчера с обеда и до темноты вели бой, - рассказывал он. - А как стемнело - подались в лес.

-   Почему?

-   А что делать? - пожал плечами лейтенант. - Патронов нет, связи нет, а танки уже в тылу урчат.

-   А теперь куда двигаться собираешься?

-   В лес, куда же еще? Будем там своих искать. Утром попробовали было по дороге идти, так они, сволочи, нас опять самолетами в лес загнали.

-   Лучше бы к шоссе двигаться, - посоветовал Рогов. - Там обяза­тельно наши должны быть.

Лейтенант грустно улыбнулся.

-   Были и возле шоссе. А там немцы сплошным потоком на Березу перли. А теперь, наверно, и дальше.

У лейтенанта тоже не было карты, и он минут пятнадцать рассмат­ривал трофейную, поспешно вычерчивая схему на листке бумаги.

-   Спасибо, капитан! Теперь хоть будем знать, куда двигать. А то идем, как слепые.

Так хотелось Рогову присоединиться к этой команде! Все-таки, пусть их и немного, а свои. Но на карте фельдфебеля в лесном массиве, куда собрался вести свое войско лейтенант, никаких дорог обозначено не было. И, распрощавшись с лейтенантом и поразмыслив, он решил дви­гаться на Ивацевичи, до которых, согласно все той же карте, оставалось не больше сорока километров. Уж там-то наши войска должны быть обязательно.

По плохой лесной дороге они проехали с десяток километров, когда совсем неожиданно оказались у каких-то то ли бараков, то ли сараев, густо обнесенных изгородью из колючей проволоки. Их остановил ча­совой.

-   Стой! Сворачивай! Сюда нельзя.

Сворачивать было некуда. Пришлось ждать начальника караула, ко­торый после долгих споров все же разрешил ехать дальше, вдоль все того же забора из проволоки. "А на карте здесь ничего нет, - недоуме­вал Рогов, поглядывая на сопровождающего их начальника караула, упорно не ответившего ни на один из его вопросов. - Какая-нибудь база?"

Выехали к воротам. К машине быстро подошел пожилой майор ин­тендантской службы.

-   Стой! Откуда едете?

-   Из-под Кобрина, - слегка смешавшись, ответил Рогов.

-   Из-под Кобрина? - то ли удивился, то ли обрадовался майор. - Наши войска идут за вами? А скажите, где сейчас штаб?

Рогов вышел из кабины, невольно поглядывая на бойцов, отвел май­ора в сторону. Было совершенно ясно, что он тоже ничего не знает, но рассказывать майору обо всем увиденном в пути и собственных выво­дах при подчиненных не стоило.

-   Вы моих людей накормить сможете?

-    Пожалуйста! - обрадовался майор. - У нас как раз готов ужин. А мы тем временем поговорим.

Дальнейший разговор продолжался в тесном кабинетике майора. С аппетитом уплетая жирную кашу, Рогов кратко рассказал о своем, та­ком горьком первом дне войны, об увиденном и пережитом - за вто­рой. Не утаил, что едет наобум, не имея никакого представления о на­хождении наших войск. Майор слушал молча, и по мере рассказа лицо его все больше тускнело.

-   А что же делать мне? - не скрывая отчаяния, произнес он, когда Рогов закончил. - Ведь это же трибунал! Или смерть.

Даже из очень краткого рассказа Рогову стало ясно, в каком поло­жении оказался этот пожилой, наверно, очень исполнительный, душой болеющий за порученное ему дело человек. Начальник огромных, лишь месяц назад передислоцированных сюда военных складов боепитания, он был буквально в безвыходном положении. Со вчерашнего дня не работает телефон, трое посланных в разные концы связных не верну­лись, а в приземистых, наскоро сколоченных сараях - миллионы патро­нов и снарядов, тысячи винтовок, пулеметы и прочее стрелковое ору­жие.

-   В случае войны, - торопливо рассказывал майор, - мне обязаны предоставить транспорт, отдать приказ, куда и что везти. Но о нас слов­но все забыли. Проходили какие-то красноармейцы и говорили, что на Московском шоссе полно немцев, а что я могу поделать? Капитан, голуб­чик! Помогите хоть чем-нибудь!

Чем он мог помочь этому растерянному, брошенному на произвол судьбы человеку?

-   Сколько у вас людей?

-   Тридцать два человека охраны, трое помощников...

-   Сажайте всех на машину, - перебил его Рогов. - Как-нибудь уме­стимся.

-   А склады?

-   Зажигайте!

-    Вы с ума сошли! - вдруг взвизгнул майор. - Это же военные склады! А если через час сюда прибудет транспорт?

-   А если через час сюда прикатят немцы?

И оба замолчали. Потому что оба почти одновременно поняли, что ни того ни другого делать нельзя. Ни жечь без приказа огромные скла­ды, ни отдавать их немцам они не имели никакого права.

-   Хорошо! - кажется, на что-то решившись, произнес майор. - Ез­жайте, капитан, людей ваших накормили. Дорога отсюда одна: на шоссе Ивацевичи - Пинск. Куда ехать дальше - решите по обстановке. Но ищите хоть какой-нибудь штаб, капитан! Доложите им, чтобы принима­ли меры.

-   А вы?

-    А я буду ждать! - решительно ответил майор. - Ждать до последнего. Взрывать буду только в крайнем случае, когда увижу, что другого выхода нет.

-   Снарядов мне для пушки дадите? У меня всего семь штук.

-   Берите, сколько хотите! Только быстро, быстро, капитан! Теперь все будет зависеть от вас. Да, у вас там пулемет... Оставьте, если мож­но. У нас их полно, но ведь в масле...

-    Могу оставить, - согласился Рогов. - Но к нему нет и сотни патронов. Вы лучше расконсервируйте свои, будет, по крайней мере, хоть чем стрелять.

-   Верно! - обрадовался майор. - Я сейчас прикажу.

У Рогова защемило в груди, когда машина в сумерках двинулась дальше. Что может сделать эта горстка людей, если появятся фашисты? Скорее всего, они не нагрянули сюда раньше только потому, что аэросъем­ку этой местности провели куда раньше, чем здесь появились и эти склады, и дорога, по которой они теперь ехали. Но ведь все равно про­нюхают, узнают. А лейтенант со своими бойцами тем временем будет уходить без патронов.

Уже в темноте выехали на шоссе. Где-то далеко слева над лесом тускло всплывали вверх осветительные ракеты, справа было темно.

-        Поворачивай направо, - с тревогой поглядывая на ракеты, приказал Рогов водителю. - Жми, пока темно и самолеты не летают.

Они проехали всего с четверть часа, когда на шоссе появился боец с винтовкой в руке. "Наконец-то! - облегченно вздохнул Рогов. - Кажется, приехали!"

Но радость его почти тут же была омрачена. Приставив штык ему в спину, один из вышедших из кустов бойцов повел капитана в штаб, а там...

-Так-так! - с подозрением оглядывая его и вышагивая по палатке, начал допрос моложавый, затянутый в ремни подполковник. - Значит, из-под Кобрина? А на шоссе - фашисты! Вы, что же, вместе с ними ехали!

Рогов как можно подробнее изложил свой маршрут и все остальное, но это лишь вызывало новые подозрения у подполковника.

-Это что же? - не тая ядовитой усмешки, цедил он. - По-вашему, выходит, что между Кобрином и Пинском вообще нет наших войск?

- Я этого не говорил, - угрюмо буркнул в ответ Рогов.

Он смертельно  устал за прошедший день, и такое упорное недоверие к нему раздражало, подмывало сказать этому упрямцу какую-нибудь дерзость. Сдерживало лишь то, что он был все же среди своих, и уже не надо вновь мотаться  по дорогам, рискуя подставиться под обстрел истребителей.

- Но ведь получается! - настаивал подполковник. - Весь день раскатывали и никого не встретили. А может, не хотели встречать?

- Да, не хотел! - теряя терпение, вздохнул Рогов. - Поэтому и нагрузились на складе снарядами.

- Что ещё за склад? - недоверчиво протянул подполковник.

-   А здесь недалеко. По-моему, армейский склад боепитания. Я же вам говорил.

-   И вам там без всяких накладных отпустили снаряды?

-   Да поймите же вы, черт побери! - взорвался Рогов. - Какие на­кладные, если туда вот-вот нагрянут немцы! А там боеприпасов!..

-   И патроны есть? - неожиданно заинтересовался подполковник.

-   Там все есть. И патроны, и пулеметы...

-   Никифоров! - вдруг рявкнул подполковник.

Все остальное было, как в сказке. Прибежал капитан Никифоров, за ним - еще несколько командиров, и разговор теперь пошел только о складе.

-   Все машины - на склад! - возбужденно чеканил подполковник. - Твою машину, капитан, я тоже забираю. Поедешь, покажешь дорогу. Майор Остапенко! Взвод курсантов - на погрузку боеприпасов! Ники­форов, поведешь колонну, капитан покажет, куда ехать.

-   А там и показывать нечего, - устало вздохнул Рогов. - Первый перекресток и - налево. А мне дайте хоть немного отдохнуть. И скажите, где поставить орудие. Или оно вам не нужно?

-   Как это не нужно? - возмутился подполковник. - Майор Оста­пенко! Забирайте артиллеристов к себе. Отцепите пушку, а машину сюда. Быстро!

В полной темноте, разбудив уснувших прямо в кузове артиллерис­тов, Рогов вместе с майором вывели машину в сторону от дороги, в густом кустарнике у опушки отцепили орудие.

-   Что за часть? - поинтересовался Рогов.

-   Пехотное училище, - ответил майор.

-   Давно здесь стоите?

-   С обеда, - и тут же пожаловался: - Считаемся в резерве армии, а где она - никто не знает. Не у всех курсантов винтовки, да и с патро­нами...

-   То-то подполковник нервничает.

-     Занервничаешь, - вздохнул майор. - Сюда посылали - обещали пополнить оружием и боеприпасами и словно забыли. Ну ладно, поеду! А вы тут располагайтесь. Станет рассветать - увидите, что к чему, сориентируетесь.

6.

Проснулся Рогов от озноба. Поспешно вскочил с земли, оглянулся по сторонам. Уже почти рассвело, ясное небо обещало погожий день. У орудия, закинув за плечо трофейный автомат, топтался Михайлов. Ос­тальные бойцы и Маруся еще спали.

-   Все тихо? - спросил Рогов телефониста.

-   Тихо, - подтвердил Михайлов. - Курсанты недавно из разведки вернулись, сказали, что на десять километров кругом - ни наших, ни немца. Потому, может, и тихо.

Закурив и поеживаясь от утренней прохлады, Рогов поднял артил­леристов.

- Ну, Маруся, - обратился он к девушке, — пришла нам пора про­щаться.

-   Это почему же прощаться? - удивилась Маруся.

-  Бой здесь будет. Так что уходи, пока тихо. На дороге обязательно деревню найдешь...

-  Ничего себе! - обиделась девушка. - Вы, стало быть, немцев обратно погоните, а я домой - пеши?

-   Да пойми же ты! Не место тебе здесь!

-   А где же мне место?

- Да пусть остается, товарищ капитан, - вмешался сержант Перепе­лов. - Куда она пойдет? А мы ей окоп выроем.

-   Не положено! - отрезал Рогов.

Сержант пожал плечами, а Маруся сердито сверкнула взглядом и пошла в лес. "Так будет лучше", - глядя ей вслед, подумал Рогов. Он вышел на опушку, осмотрелся. Перед ним лежала широкая, окаймлен­ная лесом и засеянная клевером поляна, через которую, пересекая ее метрах в семистах, темнело шоссе. Вправо и влево по кустарнику тяну­лись брустверы свежевырытых окопов. "А подполковник, кажется, в тактике разбирается, - рассматривая шоссе, отметил Рогов. - Пушку поставил там, откуда хорошо видно. Ну что же, раз надо - будем вое­вать".

- Сержант Перепелов! - и когда тот подбежал, приказал: - Всех - на оборудование огневой позиции! Действуйте! И чтобы...

- Товарищ капитан! - крикнул присланный ночью и расположив­шийся невдалеке от орудия курсант-телефонист. - Вас к телефону!

Звонил подполковник.

-  Слышишь меня хорошо? - начал он хриплым со сна голосом.

- Слышу хорошо.

- Готовься, артиллерия! Немцы обнаружены в двенадцати километрах. Пехота на машинах. Понял?

- Понял. Но мне бы пристреляться...

- Чего? - удивился подполковник. - Чтобы немцев взбулгачить?

- Но не могу же я вести огонь наобум!

- Ну ладно, - после краткого раздумья разрешил подполковник. - Только не вздумай устраивать канонаду.

- Четыре-пять снарядов, - заверил Рогов.

- Добро! Но без моей команды ни одного выстрела. Все?

- Два вопроса, - заторопился Рогов. - Людей бы мне с десяток в помощь, а то не успеем окопаться. И еще... Как там со складами?

- Всю ночь возили...

- А интендант?

- Остался там, черт упрямый! Дал ему взвод курсантов на всякий случай, при нужде помогут. Ну ладно, занимайся своими делами. Курсантов сейчас пришлю.

Помощников минут через пятнадцать привел майор Остапенко.

Передав их распоряжающемуся на огневой Перепелову, присел рядом с Роговым, закуривая, поинтересовался.

-   Подготовиться успеете?

-   С вашей помощью успеем.

-   Давай, капитан, будем на "ты". Вместе воевать-то! Как звать-вели­чать?

-   Саша.

-   Что ж, пусть будет просто Саша, - согласился майор. - Значит, уже повоевал?

Рогов рассказал о своем первом бое, о мытарствах на дорогах после него.

-   Я почему спросил, - признался майор, когда Рогов закончил свой рассказ. - Вот мои курсанты окапываются, а я хожу и думаю: а сам-то я готов? Получится у меня? - и, словно бы испугавшись, что может быть понят не так, заговорил быстро, чуть понизив голос: - Нет, ты не поду­май, я все понимаю! Присяга, воинский долг... Мы об этом курсантам каждый день твердили. А вот сам я... Выдержу, не струшу? Они же на меня глядеть будут! Если сразу убьют - не страшно, я к этому готов. А вот, если поджилки задрожат... Ты уже побывал, видел, как в бою - вот и скажи: может такое случиться?

Как хотелось Рогову бросить в ответ что-нибудь бесшабашное и веселое, вроде "двум смертям не бывать" или насчет черта, который не так страшен, как его малюют. Но он вдруг вспомнил ползущие по полю танки, грохот разрывов и свист осколков над головой, падаю­щих у орудий артиллеристов... И ту могилу, что копали ночью в кус­тарнике у шоссе, чтобы оставить в ней своих товарищей. Нет, не страшно в бою — такое просто не может быть! И ответил честно.

-   Знаешь, майор, страх - он, наверно, есть всегда. Неохота помирать человеку - и все тут! Но если побежишь, они тебя все равно ухлопают. Поэтому, сам понимаешь, выбирать-то не из чего.

-   Не из чего, - согласился Остапенко. - Это ты прав. Сам-то отку­да?

-   Туляк.

-   Самоварник! - улыбнулся Остапенко. - Ну, действуй, туляк! Осво­бодятся курсанты - пришлешь обратно.

В семь утра принесли завтрак, бойцы, побросав лопаты, схватились за котелки. А утро стояло тихое, ясное, в воздухе звенел хор птичьих голосов, и, невольно прислушиваясь к нему, Рогов подумал, что, наверно, скоро птичье пение заглушат звуки выстрелов, крики команд и стоны раненых, и ничего уже не останется от всей этой идиллии тихого утрен­него леса.

Почему-то вспомнилось, как всего месяц назад вместе с женой и дочерью он бродил по благоухающим запахами весны перелескам под Тулой. Как хорошо, что, возвращаясь в часть, уступил просьбам матери и оставил в Туле Марину и трехлетнюю Анечку погостить еще. Что бы было с ними сейчас, окажись они к началу войны в гарнизоне?

-   Товарищ капитан! - крикнул от орудия телефонист. - Вас!

Звонил подполковник.

-   Слушай! - не называя Рогова ни по званию, ни по фамилии, начал он. - К бою готовишься? Молодец! Чтобы все было, как штык! Понял? Проверь свое хозяйство.

-   Понял, - ответил Рогов. - Но мне бы пристреляться.

-   Давай, - после краткой паузы разрешил подполковник.

Рогов проинструктировал и потренировал свой разномастный рас­чет, указал ориентиры и подал необходимые команды. Но только прове­рив правильность их выполнения, негромко крикнул:

-   Огонь!

В утренней тишине выстрел прозвучал удивительно звонко. Упруго колыхнулся воздух, враз смолкли птицы, словно бы в испуге замер лес. И лишь спустя секунды после разрыва где-то в самой его глубине родилось ответное эхо.

Снаряд лег метрах в ста от дальнего, уходящего в лес участка шос­се. "Недолет!" - с досадой отметил Рогов, почему-то уверенный, что расстояние и прицел им определены точно. Он изменил данные, снова подал команду. На этот раз столб разрыва взметнулся почти у обочи­ны. "Молодец!" - сам себя похвалил Рогов, занося данные в блокнот. Таким же образом, истратив три снаряда, пристреляли и ближний уча­сток. Теперь оставалось лишь рассчитать схему огня и хорошенько потренировать расчет.

А солнце поднималось все выше, птичий хор снова звенел во всю мощь. Легкий ветер чуть шевелил листья деревьев, медленно гнал по небу светловатые полупрозрачные облачка. "А может, немцы так и будут стоять? - закончив тренировку расчета и поглядывая на такое мирное небо, с какой-то неукротимой надеждой подумал Рогов. - Мы здесь, а они - там". И хотя отлично понимал всю несбыточность этого желания, так захотелось ему, чтобы по-прежнему пели птицы и плыли над головой ничем ему не угрожающие облака, а он спокойно бы сидел на продуваемой легким ветром опушке и кругом стояла бы такая приятная, навевающая дремоту тишина.

Тяжелый сдвоенный удар резко качнул воздух, вздрогнули деревья, словно бы чуть качнулась земля. Рогов вскочил и увидел, как вдали, над пригретым солнцем лесом, медленно всплывал вверх огромный столб дыма. "Склады! - понял он. - Интендант взорвал свое богатство!"

И сразу же его снова позвали к телефону. Почти наверняка зная, что ему скажут, Рогов взял трубку.

- Слышал? - взволнованно произнес подполковник. - Значит, поехали  фашисты, тронулись. Ты готов?

- Готов, ответил Рогов. И не удержался от вопроса: - Что-нибудь о соседях имеете?

Вчера подполковник сильно нервничал, что не имеет никакой связи ни с соседями, ни с вышестоящим штабом. Может, за ночь что изменилось?

- Один нам только что весть подал, - зло заметил подполковник, - а других нету. Так что будем надеяться на себя, на господа Бога и на твою пушку. Поэтому снарядов не жалей.

-   Есть!

Расчет занял свои места, а шоссе по-прежнему было пустынным, тих лес, и только оттуда, где расползался над лесом дым от взрыва, доноси­лись то ли звуки завязавшегося боя, то ли треск рвущихся в огне сна­рядов.

"Сначала по головной машине, - низко пригнувшись среди кустов и поглядывая на шоссе, прикидывал Рогов. - Лучше всего сразу беглым, снарядов шесть-семь... А потом - вдоль колонны!"

И тут же подумал, что вначале, наверно, появится разведка, и ее надо будет обязательно пропустить. Сказать об этом подполковнику?

-   Алло, алло! Прошу командира!

-   Командир отошел, - равнодушно ответил телефонист.

Готовясь к бою, Рогов не спускал глаз с шоссе. И все же появление первой машины заметил лишь тогда, когда она уже совсем выехала из леса. За ней появилась другая. Рогов вздрогнул, торопливо повел би­ноклем: разведка? Нет! Удивительно бесшабашно, не принимая никаких мер предосторожности, машины одна за другой появлялись из леса и катили по поляне, почти не соблюдая интервалов. Тупорылые, крытые брезентом, они двигались неторопливо, и, словно охотник в засаде, Ро­гов нервно засуетился, с мстительным азартом ожидая того момента, когда первая из них доползет до того места, куда он положил свои снаряды при пристрелке.

-   Капитан! - неожиданно раздалось в трубке. - Готов?

-   Готов! - выдохнул Рогов. - Но пусть еще... Метров триста!

-   Добро!

"Молодец!" - похвалил Рогов в душе подполковника, чувствуя, как самого его начинает бить нервная дрожь. Эх, если бы сейчас у него была батарея! Тогда бы он с этой колонной разобрался.

Но молодец-подполковник при виде ползущей на него вражеской армады волновался, кажется, ничуть не меньше Рогова.

-   Скоро? - почти тут же переспросил он.

-   Еще чуть-чуть, - умоляюще протянул Рогов, не отрывая взгляда от словно бы почувствовавшей опасность и увеличившей скорость колон­ны. - Немножко...

-   Давай! - рявкнул подполковник.

-   Орудие! - весь напрягшись и невольно поднимаясь, начал Рогов. - По головной! Беглым... Шесть снарядов - огонь!

И сразу же вслед за колыхнувшим опушку леса грохотом выстрела воздух разорвал трескучий винтовочный залп, обвально ударили пуле­меты. Будто ветром потянуло вдоль колонны, поднимая легкую пыль от хлестнувших по ней свинцовых струй и рвущихся один за другим сна­рядов. Несколько секунд машины еще двигались, а потом торопливо поползли в разные стороны, и с них дружно посыпались солдаты. Но огонь был слишком плотен, и они заметались между машин, падая на шоссе и в кюветы.

Огонь! - орал Рогов, вскочив во весь рост и чувствуя свое полное превосходство перед попавшим в ловушку врагом. Ни один его снаряд в гуще мечущихся фашистов не пропадал даром.

На шоссе уже горело с десяток машин, но большинство успело повер­нуть обратно. Рогов перенес огонь в хвост колонны, в самое скопище пытающейся укрыться в лесу вражеской техники. А от окопов с ярост­ным криком "Ура!" к горящим машинам уже неслись курсантские роты. "Так! Молодцы!" - следя за ними краем глаза, одобрил Рогов.

Горели вражеские машины, уцелевшие фашисты удирали в лес. Он был уверен, что немцы, получив такой отпор, побегут и дальше.

Но атакующие не пробежали и половины расстояния до леса, когда в воздухе противно завыли мины, трескучие разрывы взметнулись на клеверище, от опушки ударили первые пулеметные очереди. С минуту, то залегая, то поднимаясь вновь, курсанты еще шли вперед, но уже пачками рвались мины, плотнее и плотнее становился вражеский огонь, и курсанты залегли.

- Капитан, огня! - орал в трубку телефона подполковник. - Бей изо всех сил!

А у него была всего одна пушка! И он расшвыривал теперь снаряды то в одну, то в другую сторону, с горечью понимая, что так неубедите­лен и слаб его огонь, молясь в душе, чтобы хоть один его снаряд накрыл все усиливающие стрельбу минометы. Только этим он мог помочь при­жатым к земле огнем и расстреливаемым врагом курсантским ротам.

Но орудие уже засекли. Угрожающе-тягуче завыла первая мина, поза­ди взметнулся разрыв. За ним - второй, третий... "Сейчас накроют!" - продолжая выкрикивать команды, как само собой разумеющееся отметил Рогов. Он не мог прекратить огонь, ибо курсантские роты продолжали лежать на голом поле, и никто, кроме него, не мог их прикрыть. А потом за его спиной рвануло так, что зазвенело в ушах, на голову посыпались срезанные осколками ветви. Рогов инстинктивно пригнулся и, когда вы­прямился вновь, увидел, как курсанты изо всех сил бегут обратно в око­пы "Наконец-то!" - с облегчением и радостью отметил он, словно сам только что лежал под разрывами на поле.

Тяжело дыша, то и дело оглядываясь назад, наиболее прыткие из курсантов уже продирались сквозь растущий на опушке кустарник. По их лицам он отчетливо видел, как они растеряны и напуганы, и если бы не команды их командиров, они, минуя окопы, готовы были бежать и дальше. Наверно, будучи на месте фашистского командира, он обязательно бы бросил своих солдат вслед за убегающим врагом, как это сделал подполковник, но немцы почему-то рассудили иначе. Они сразу прекратили обстрел.

Горели у шоссе подбитые машины, лежали на поле чужие и наши трупы, ползли, ища укрытия, раненые, но бой уже закончился. Молчали фашисты, тихо было и у курсантских окопов.

- Жив,  капитан? — неожиданно раздался в трубке голос подполков­ника.

- Жив, - подтвердил Рогов.

- Всыпали нам, сволочи! - с неожиданной хрипотцой продолжал подполковник.

-   Всыпали, - не зная, что еще можно сказать, повторил Рогов.

Подполковник немного помолчал, потом со злостью сказал:

-   Старый я дурак! Обрадовался, что побежали. А они... Нет, этих на ура не возьмешь! Вояки - что надо, черт бы их побрал. Развернулись в два счета.

Наверно, после такой неожиданной неудачи ему надо было просто выговориться, и он продолжал, видимо, забыв, что Рогов не рядом с ним и что ему, как командиру, еще многое надо решать.

-   Ты видел, как они быстро пристрелялись? Пачками, гады, мины швыряли. А в атаку не бросились, осторожничают. Ну, посмотрим, что они будут делать дальше, а мы... — и прервал разговор, не закончив фразы, то ли кем-то отвлеченный, то ли вспомнив что-то важное.

Прошло какое-то время, а над полем и окружающим его лесом попрежнему стояла тишина. Ни выстрела, ни крика. Было видно, как по клеверищу, спеша добраться к своим, ползли раненые. К ним на помощь так же ползком спешили их товарищи, но немцы словно ничего не замечали, огня не вели.

"Почему они не стреляют? - поглядывая из-за щита орудия и раду­ясь, что никто из расчета не пострадал, размышлял Рогов. - Или повер­нули обратно?"

Подошел майор Остапенко, присел на корточки, ни к кому не обра­щаясь, угрюмо сказал:

-   Из батальона не вернулись сорок семь человек. Почти половина роты. Но ведь в боевом уставе сказано: организовать немедленное преследование и на плечах врага ворваться... - не договорив, устало махнул рукой, тихо закончил: - Вот тебе и ворвались! Учиться нам еще, капитан, и учиться. А как все хорошо начиналось!..

-   Ну, мы им тоже всыпали, что надо! Как они драпали!

-   Вот на этом и надо было стоять! - сердито возразил Остапенко. - Мы одних станковых пулеметов со склада привезли три десятка. Поли­вай их огнем до самого леса! А мы - в атаку! Своими же спинами от пулеметов фашистов и загородили. За это они нас и отблагодарили. Чтобы впредь умнее были.

Со стороны леса, где укрылись фашисты, появилась вражеская "рама". Совсем невысоко она прошла над шоссе, потом повернула вдоль опуш­ки, по ней торопливо застучали винтовочные выстрелы. Но "рама", словно демонстрируя свою непоражаемость, спустилась еще ниже, разверну­лась и полетела обратно, держась теперь точно над курсантскими око­пами. И сразу снова завыли мины, разрывы заплясали вдоль опушки.

-   Корректирует, сволочь! - спрыгивая в окоп, буркнул Остапенко. - Вот теперь они нам дадут.

-   Расчет - в укрытие! - крикнул Рогов, прячась вслед за майором.

Но минометный обстрел оказался всего лишь прелюдией к тому аду, что обрушился на курсантские роты через полчаса. Зашедшая слева девятка бомбардировщиков, вытягиваясь в цепочку, ринулась вниз, и тяжелые удары бомб затрясли и лес, и окопы, валя деревья и вырывая кустарник. Это была первая настоящая бомбежка, в которую попал Рогов.

Ревели моторы пикирующих машин, пронзительно свистели несу­щиеся вниз бомбы, как живая, дрожала земля, а он лежал между станин орудия, зажав голову руками, каждое мгновение ожидая, что очередной смерч взметнет его вверх, и с отчаянием понимая, что он ничего не может сделать для собственного спасения. Еще не отбомбилась первая девятка, а уже разворачивалась и заходила на окопы очередная. Падали деревья, шуршали и выли осколки, с треском рвался воздух, пыль и гарь забивали рот, отнимая всякую волю и наполняя все его существо чув­ством дикой обреченности.

Практически без перерывов бомбежка продолжалась почти до ве­чера. А когда она, наконец, прекратилась, и Рогов с трудом встал, он не узнал места вокруг. Лес превратился в бурелом, вокруг чернели ворон­ки. Было удивительно и непонятно, что ни орудие, ни бойцы расчета не пострадали, словно у немцев не нашлось той единственной бомбы, ко­торая бы ударила в маленький пятачок, где, сжавшись среди станин, они пролежали все это страшное время.

7.

-  От это нам дали! - с испугом оглядываясь вокруг, заговорил первым Кудинов. - Глядите, мужики! Все кругом перепахали! Как же мы живыми остались?

- Видно, за кого-то из нас здорово мать молилась, - вздохнул Михай­лов. - Может, и моя...

-   Ты что, верующий? - удивленно спросил Перепелов.

- Да до этого - не особо, - признался телефонист. - А после такого... Тут во что хочешь поверишь. Все деревья вокруг повалило, а мы - целы! Не чудо?

Садилось солнце, в воздухе все еще стоял запах сгоревшего тола и мыли, а они сидели на станинах, устало поглядывали вокруг.

- А фашисты, суки, небось поглядывают в нашу сторону и смеются, - прервал затянувшуюся паузу Кудинов. - Измочалили нас...

Ефрейтор вовремя вспомнил о фашистах. Рогов поднялся, еще раз оглянулся вокруг. Ведь враг почти рядом и, значит, сидеть просто так нельзя.

- Встать! Сержант Перепелов, приступить к очистке огневой.

Бойцы не спеша поднялись. "Что еще? - поглядывая на них, устало соображал Рогов. - Ах да, связь!" Связи с подполковником не было и отправившийся по окончании бомбежки телефонист вряд ли скоро соединит порванные концы кабеля в этом буреломе. Идти самому?

- Товарищ капитан! - в тревоге перебил его мысли Кудинов. - А Маня наша где? Ребята, искать же надо!

- Маня? - удивился Рогов. - Она же ушла!

- Как же! Уйдет такая. Я ее перед самым боем видел, сухарей носил, - и во весь голос Кудинов заорал: - Маня! Маруся!

Лишь лесное эхо было ему ответом.

- Товарищ капитан! - заторопился Кудинов. - Я поищу?

И, не дожидаясь разрешения, кинулся в бурелом.

-   Я же приказал ей уйти! - словно оправдываясь перед бойцами и уже предчувствуя беду, крикнул вслед ему Рогов. - Я же сказал...

А сам все смотрел вслед убежавшему Кудинову, безотчетно сжимая в кулаки вдруг запотевшие ладони. Она же просто обязана была уйти!

-   Товарищ капитан! Ребята! - донеслось из леса. - Сюда!

Ломясь через бурелом, бойцы бросились на голос ефрейтора.

Когда Рогов пробрался, наконец, через поваленные, изломанные взры­вами деревья, он увидел их, стоящих у расщепленной осколком березы. Девушка лежала рядом с ней.

-   Живая? - подбегая, крикнул Рогов. - Ранена?

В ответ Кудинов только махнул рукой. Наверно, после того, как ее ударил осколок, Маруся пыталась ползти. Полоска запекшейся крови темнела между деревьями.

-   К нам ползла, - опускаясь перед девушкой на корточки, тихо про­изнес Перепелов. - Эх, Маня, Маня! Все боялась, что домой опоздает.

Надо было что-то сказать в оправдание, но Рогов молчал. Не было ни нужных слов, ни желания их искать. И он просто обрадовался слу­чаю, когда телефонист издали крикнул:

-   Товарищ капитан, вас к подполковнику!

-   Есть связь?

-   Нету связи. Приказано лично. Я проведу.

У окопа начальника училища озабоченно сновали командиры, слы­шались слова команд, куда-то спешили курсанты.

-   Вот что, артиллерист! - начал потерявший за день весь свой ар­мейский лоск подполковник. - Через час мы уходим.

-   Как уходите? Почему?

-   Фашисты заняли Пинск!

-   Что-о?

-    Да-да! Заняли! - вдруг закричал подполковник. - Только что оттуда вернулся мой связист. Они уже у нас в тылу. Поэтому собирай и выводи сюда своих, и, как только похороним погибших, будем уходить лесами. Не забудь подорвать свою пушку.

-   Подорвать? - не понял Рогов.

-   Да-да! Не тащить же ее на руках? У нас одних раненых... А дорог в лесу нет. Так что придется бросить.

Рогов молча смотрел на подполковника. Бросить пушку? Целую, го­товую к стрельбе, единственную, что у него осталась от всей батареи? И, проглотив застрявший в горле ком, он упрямо сказал:

-   Пушку я не брошу. Не имею права.

Подполковник устало пожал плечами.

-   Придется, капитан. Другого выхода не вижу.

-   Верните мне машину!

-    Это можно, - согласился подполковник. - Все равно их тоже бросать. - И только теперь до конца сообразив, на что решился капитан, взглянул на Рогова более внимательно, даже с интересом: - Слушай! Ты понимаешь, на что идешь? Кругом же немцы, никаких дорог! Не вытащишь же! Только людей погубишь.

-   Вытащу! В каком направлении уходите?

-   Все двигаются на Слуцк...

-   Прикажите майору Остапенко помочь мне вытащить пушку из бурелома, а то одним...

-  Нет Остапенко! - снова крикнул подполковник. - Понял? Кли­мов! Найди капитану его машину. Быстро! - когда лейтенант скрылся в кустах, снова повернулся к Рогову: - Думай, капитан. Хорошо думай!

-         Я уже решил. Прощайте, товарищ подполковник! Не поминайте, как говорится...

-   Ни пуха, ни пера!

Уже в полной темноте подъехал Рогов к тому месту, где заваленная деревьями стояла его пушка. Бойцы пробивали для нее проход. Он подошел к ним, ничего не скрывая, сказал о принятом им решении.

-         Ну, и правильно, товарищ капитан! - первым одобрил Кудинов. - Куда же мы без орудия? И снаряды еще есть. Верно, сержант?

-   Трудненько нам придется, - вздохнул Перепелов.

-   Зато к своим при полном боевом приедем.

-   За работу! - прервал их Рогов.

Километрах в двух взлетали над лесом ракеты, а здесь было совер­шенно темно. И в этой темноте почти на ощупь пробивали артиллери­сты среди бурелома тропинку для своей пушки, радуясь и тому, что на опушке лес был моложе и справляться с ним легче. А когда, наконец, вытащили и прицепили пушку, и перенесли снаряды, Рогов не выдер­жал, подошел к Кудинову.

-   С Марусей что?

-         Закопали, - почему-то отворачиваясь, буркнул ефрейтор. - Там, где нашли ее, и похоронили.

-   Покажи.

Он просто не мог уехать, не взглянув на то место, где нашла свой последний приют совсем чужая ему, а теперь казалась такой близкой, простая белорусская девушка. И вслед за Кудиновым двинулся в чащу леса, то и дело натыкаясь в темноте на торчащие сучья и поваленные деревья.

- Вот, - наконец сказал каким-то чутьем нашедший нужное место Кудиков. - Мы ее вашей шинелью накрыли. Больше нечем было...

Рогов опустился на колени, нащупал в темноте холодные комья влажной земли, сжал их руками.

- Прости меня, Маруся! Хотел, как лучше...

 - Да ладно, товарищ капитан! - поспешно сказал Кудинов. - Кто мог знать? А под шинелькой ей хорошо будет.

    Рогов вздрогнул, закусил губу. Хорошо будет... Защищая его, Куди­мов искал любые доводы, и кто виноват, что других, кроме неуклюжего ''хорошо будет", у него нет?

 - Спасибо тебе, Кудинов! Никогда не забуду!

- Да что там,  товарищ капитан!...

Рогов резко поднялся и быстро зашагал к опушке, чувствуя в груди сосущую боль за эту нелепую, никому не нужную смерть доверившейся ему девушки.

Ориентируясь по трофейной карте, они ехали всю ночь. Сначала по шоссе на Пинск, а потом по обычной полевой дороге, держа на восход. Первое время Рогов опасался неожиданной встречи с фашистами, но очень скоро понял: где нет ракет - нет и фашистов.

-   Вон они где! - заметив взлетевшую вдали ракету, оповещал Пе­репелов. - Это они, товарищ капитан, очень даже хорошо придумали. И им светло, и нам понятно. А то ищи их в темноте...

Уже на рассвете решились на привал в деревне. Все хотели есть, и водитель решительно застучал в дверь дома. На стук вышел хозяин.

-   Вы бы, товарищ командир, повременили малость, - обратился он к Рогову. - Сейчас баба печку растопит, поесть вам приготовит. И на дорогу бы надо.

-   Спешим, отец.

-   Поспешать, конечно, надо, - согласился хозяин. - Так ведь через железную дорогу днем вам все равно не перебраться.

-   Немцы охраняют?

-   Да не то, чтобы охраняют, - пожал плечами хозяин, - а все же присматривают. Особо, как на станции лагерь организовали.

-   Что за лагерь? - насторожился Рогов.

-   А для наших. Которые по лесам блукают. Поймают - и туда!

Из дальнейшего разговора выяснилось, что лагерь для военноплен­ных не на станции, а несколько в стороне, в колхозной конюшне, и охраняют его всего с десяток солдат. На вопрос Рогова - много ли там народу, хозяин только вздохнул.

-    А кто же их знает? Говорят, что много, - он чуть помолчал и добавил: - Голодуют - это точно, наши бабы туда ходят, носят помалу. Так разве такую ораву накормишь?

После короткого совещания решили устроить в ближайшем леске привал, куда хозяин доставит все приготовленное хозяйкой на дорогу. После вчерашнего боя и ночной езды по проселкам всем хотелось спать.

-   А что, товарищ капитан, - обратился к Рогову Кудинов, едва маши­на остановилась в лесу, - если нам попробовать тех пленных освобо­дить? Мужик сказал, что это почти рядом, да и охраны там...

-   Посмотрим, - уклончиво ответил он. - Сначала надо перебраться через железную дорогу.

-   Само собой! - подхватил Кудинов. - А там и подкрасться мож­но. - И заговорил с жаром, уже уверенный в успехе. - Там же наши, товарищ капитан! Вот обрадуются!.. Чего же их немцам оставлять?

Весь день, дежуря по очереди, расчет спал. Отдохнул и Рогов. А в сумерках, предварительно уточнив с принесшим продукты хозяином место лагеря, тронулись в путь. У железнодорожного переезда все ока­залось спокойно, но они долго стояли в лесу, дожидаясь полной темно­ты. А потом перебрались на ту сторону дороги.

-   Ну, товарищ капитан! - как только машина оказалась снова в лесу, заволновался Кудинов. — Повернем к лагерю? Тут же близко.

Его поддержали и остальные. После короткого совещания на ходу повернули к лагерю. От опушки, где остановилась машина, до конюшни было метров пятьсот. Подумав, Рогов сказал:

-   Решим так! Кудинов, я и Михайлов идем к конюшне. Остальным быть здесь. Если начнется стрельба, ждать нас полчаса, потом уезжать без нас. Сержант Перепелов - за меня!

Держа наготове трофейные автоматы, они быстро вышли к конюшне, метрах в ста залегли. Светила луна, деревня, на краю которой немцы устроили лагерь, и недалекая отсюда станция были видны отлично.

-   Часовой, товарищ капитан! - зашептал в ухо Рогову Кудинов. - Вон! Видите?

-   Вижу, - подтвердил Рогов, всматриваясь в неясный силуэт часо­вого на фоне стены. - Смотри другого.

Но другого часового, сколько не вглядывались, видно не было.

-   Я заползу с той стороны? - предложил Кудинов.

-   Ползи. Только осторожно!

Чуть шурша по траве, Кудинов уполз в сторону. И потянулись то­мительные минуты ожидания. Часовой тем временем не спеша обо­шел вокруг конюшни, остановившись, прикурил от зажигалки, а потом, посверкивая огоньком сигареты, зашагал к небольшому, стоящему чуть в стороне зданию. Зашел ли он в него - видно не было, и Рогов напряженно, до рези в глазах, разглядывал и это зданьице, и саму ко­нюшню, в которой, по словам хозяина, голодовали пленные. Вздрогнул от неожиданности, когда из травы раздался полушепот Кудинова.

-   Товарищ капитан! Никого нет.

-   Как нет? Кого?

-    Часовых. Они все в хомуталке жрут чего-то. Я всю конюшню обошел, - продолжал нашептывать Кудинов. - Нету часовых! А на воротах даже замка нет, колом подперты. Окна, правда, досками забиты.

-    Немцев много?

-   За столом трое сидят. А остальные лежат на нарах.

Какие-то мгновения Рогов соображал. Он готовился к опасности, к схватке, а здесь - немцы жрут за столом и никаких часовых у конюш­ни. А что, если это обычная хитрость?

- Кудинов! Ты хорошо смотрел?

- Товарищ капитан! - обиженно засипел ефрейтор. - Говорю же - кругом обошел. И в окно хомуталки глядел.

- Так! - все еще чего-то опасаясь и не решаясь на последний шаг, зашептал Рогов. - Так! Кудинов! Вместе с Михайловым - к хомуталке. Держите на прицеле дверь. Появятся немцы - бейте и уходите к машине. Я буду выпускать пленных. Выпущу - свистну.

Он видел, как полупригнувшись бойцы пробежали к конюшне. Выждав с минуту, осторожно встал сам. Шел медленно, держа палец на спуске автомата, каждую секунду готовый открыть огонь. Когда дошел, наконец, до подпертых колом ворот конюшни, первым делом вытер обиль­ный  пот на лбу, передохнул. Постоянное ожидание опасности в тишине ночи далось ему с неменьшим трудом, чем грохот боя. Рогов отодвинул кол, чуть приоткрыл створку ворот. В нос шибануло теплом и вонью.

-   Товарищи! - полушепотом позвал он. - Товарищи! Выходите.

-   Кто там еще? - недовольно спросили из темноты ворот.

-   Свои! Выходите! Часовых нет. Быстро!

И сразу там завозились, несколько человек появились в проеме ворот.

-   Братва, наши! Уходим! Миша, сюда!

-   За угол! - командовал выбегающим Рогов. - Бегите к лесу.

Он не считал убегающих, но, стоя у ворот, отлично видел, что их пока совсем мало. И, вглядываясь в сторону хомуталки, продолжал торопить пленных, с возмущением удивляясь, что они так неповоротливы и не­спешны.

-   Ну, скорее же, товарищи! Быстрее!

Вот выбежали и юркнули за угол еще трое, за ними - один...

-   Быстрее!

-   А ты чего тут раскомандовался? - неожиданно раздалось из тем­ноты, и в проеме ворот показался здоровенный детина в накинутой на плечи шинели: - Кому надо - все ушли. Чего еще?

-   А ты? - опешил Рогов.

-   А для меня война кончилась. И для остальных... - он повернул голову в глубь конюшни. - Верно, мужики?

-   Так ты - что? Остаешься?

-   А ты как думал? - хмуро осведомился детина. - Хватит, покоман­довали, рви отсюда, пока немцев не кликнули.

Это было так неожиданно, что Рогов попятился, изо всех сил сдер­живаясь, чтобы не нажать на спуск автомата.

-   Сволочь!

-   Иди-иди, не сволочи, - добродушно посоветовал детина. - Много вас таких! И дверь не забудь снаружи припереть.

В растерянности Рогов так и сделал. А потом отошел к углу ко­нюшни, прислонился к стене. "Как же так? - ничего не понимал он. - Ведь хозяин сказал, что тут их - орава, а вышло человек тридцать - сорок. Никого больше нет или не хотят уходить? И значит - согласны в плен?" И совсем неожиданно за щелеватой стенкой конюшни услы­шал два отчетливых голоса:

-   Иван! А может, и нам дернуть?

-   Куда, дубина? Слыхал же, как ихний офицер говорил, что через неделю нас по домам отпустят.

-   Говорить-то говорил...

-   Ну и спи! Считай, все остались, а он - дернуть. Они тя - дернут!

И услышанное им, и все случившееся минутами раньше было столь ошеломляющим, что Рогов легонько свистнул, закинул автомат за пле­чо и зашагал обратно, не таясь и ничего больше не опасаясь.

-   Ну что, товарищ капитан? - догнав его, спросил запыхавшийся Кудинов. - Выпустили?

-   Выпустил.

-   Много?

-   Много! - зло ответил Рогов.

Сказать ефрейтору правду он просто не посмел.

 

 

Перед вечером двадцать пятого июня взвод лейтенанта фон Корендокса первым из всей третьей танковой дивизии вышел на ближние подступы к Бобруйску. За два часа до этого, наведенные самолетом- разведчиком, они разгромили большую, следующую без всякой охраны автоколонну русских, экипажи были в приподнятом настроении.

И вообще все эти дни им везло. Взвод, как и несколько других специально выделенных для этой цели подразделений, постоянно рыс­кал в стороне от главных сил, не ввязываясь в бой с крупными, по­спешно отходящими отрядами противника и, не щадя мелких, часто по­падающихся групп. На ночь же, не рискуя двигаться в темноте, останав­ливались поближе к шоссе и, рассредоточившись, до рассвета жгли ра­кеты, создавая видимость появления в этом районе крупных сил.

За все это время была только одна серьезная стычка у Глуска. Сам городок они прошли без выстрела, но, когда сунулись на мост, с противо­положного берега ударила русская пушка. Наверно, надо было подож­дать или форсировать реку в другом месте, но лейтенант уже привык к безнаказанности. И оскорбленный тем, что противник имеет наглость защищаться, приказал открыть огонь, а экипажу фельдфебеля Флика проскочить мост.

Мост Флик проскочил, но на том берегу под гусеницами его маши­ны грохнул взрыв, танк развернуло, по нему сразу же дважды ударила русская пушка, и он загорелся. Из экипажа не спасся никто. В ярости взвод расстрелял по тому берегу половину боезапаса и отошел назад.

-    Решение правильное, - при первом же сеансе радиосвязи одоб­рил командир батальона майор Хуммель. - Продолжайте разведку и дезорганизацию тылов противника.

Но теперь лейтенант был куда осторожнее. Высунувшись по пояс из башни остановившегося на опушке рощи танка, он внимательно рас­сматривал в бинокль лежащее перед ним поле и темнеющие вдали строения Бобруйска.

-   Господин лейтенант, - стараясь высунуть голову наружу, подал голос Вилли, - не лучше ли нам рвануть напрямик? Уверен, что русские давно наложили в штаны и убежали из города. И если там есть хотя бы один ювелирный магазин...

- На место! - рассерженно произнес лейтенант.

Танк и так набит разным барахлом, скоро в нем негде будет повер­нуться, а этому хапуге все мало. И уж совсем не стоит спешить, когда впереди отчетливо просматривается нитка чужих окопов.

- Ефрейтор Фосс! Четыре снаряда по русским окопам.

Фосс развернул башню, стоящее рядом дерево вздрогнуло от перво­го выстрела. Разрыв взметнулся невдалеке от окопов.

- Недолет.

Ефрейтор был очень неплохим наводчиком, особенно при стрельбе с места. Очередной снаряд ударил рядом с желтеющим среди травы бруствером. В ответ была тишина.

-  Ефрейтор Тримборн! Связь с командиром батальона.

-   Майор Хуммель! - через секунды раздалось в наушниках.

-   Лейтенант Корендокс! - торжественно, зная, что его может слы­шать сам генерал Модель, начал Отто. - Квадрат четыре - ноль, цель два - три километра. Вижу окопы, ответного огня нет.

-    Принято! - рявкнул Хуммель. - Квадрат четыре-два, цель семь, доклад с места.

-   Цель семь, цель семь, - забормотал Отто, разглядывая карту. Най­дя, удовлетворенно хмыкнул: Березина севернее Бобруйска. Что ж, со­всем неплохо, хотя еще с час придется тащиться к указанному месту.

Его никак не прельщала перспектива лезть к чужим, угрюмо молча­щим окопам.

-   Взвод - за мной!

Уже садилось багровое солнце, остывающий воздух приятно холо­дил лицо. "Было бы совсем хорошо, если бы сегодня удалось и вымыть­ся", - подумал лейтенант, оглядываясь на ползущие вслед за ним танки взвода. Да, он вполне заслужил это маленькое удовольствие, четыре дня почти не вылезая из душной стальной коробки, постоянно глотая пыль и пропотев так, что все тело мучительно чесалось, а комбинезон про­тивно прилипал к спине.

Танки перевалили через железнодорожное полотно, вскоре пересек­ли булыжное шоссе и покатили по полю к той самой "цели семь" - небольшой деревушке на берегу Березины.

-   Фельдфебель Лемке, - приказал по рации Отто. - Разведать селе­ние!

Осечка у Глуска запомнилась, лейтенант подождал доклад фельдфе­беля. Только после него скомандовал: "Вперед".

Отто уж привык, что появление его танков на деревенской улице вызывает неизменную панику, и с легкой усмешкой наблюдал, как испу­ганные женщины спешат загнать во дворы своих коров, как торопятся попрятаться мужчины и стремительно разбегаются по домам дети. Знал, что будет и дальше. Сейчас механик свернет к одному из приглянув­шихся ему домов, обязательно зацепив при этом ворота или изгородь. Не со зла, нет! Просто солдатам нравится чувствовать себя полными хозяевами. Захотел - и сломал. И никто не посмеет заступиться за свое добро.

На этот раз Ганс подвернул танк к небольшому опрятному домику, и лейтенант одобрил его выбор: в таких домах обычно чище, чем в дру­гих. Едва танк остановился, Вилли с автоматом в руке ринулся в дом. Обеспечивать безопасность командира при отдыхе стало его обязанно­стью. Сейчас Вилли скажет, можно ли здесь остановиться. Не понра­вится - переедут к другому дому.

Лейтенант тем временем распоряжался, как поставить остальные машины на ночь. Хотя вражеских солдат и не видно, осторожность не помешает. Особенно сегодня, когда он решил сделать баню. Хватит сидеть в вонючем комбинезоне и почесываться не хуже Фосса.

Когда Отто, закончив свои дела, вернулся к дому, Вилли на правах знающего чужой язык человека, командовал молодой, миловидной хозяйкой. Коверкая немецкие слова и употребляя усвоенные им русские, он размахивал перед ее лицом руками и, словно глухой, орал:

- Матка! Млеко-млеко, яйка-яйка! Арбайка... Шпига! Мно-га, мно-га! Бистро!

-  Я хочу принять ванну, - проходя мимо, бросил лейтенант. - Пока­жи, где я могу расположиться.

-   Яволь, господин лейтенант! - щелкнул каблуками Вилли.

Он провел лейтенанта в небольшую опрятную комнату с широкой деревянной постелью, с довольной улыбкой повел вокруг рукой.

-   Вполне годится, - одобрил его выбор лейтенант.

Он снял и бросил на стол пилотку, стащил так надоевший за эти дни комбинезон и, не снимая сапог, повалился на кровать.

-   Не забудь про ванну!

-  Осмелюсь доложить, господин лейтенант, что у этих дикарей нет ванн! - отчеканил Вилли.

-  Прикажи найти большой котел и пусть хозяйка наготовит поболь­ше горячей воды. Ужинать буду после ванны.

Вообще-то он с удовольствием бы уснул без всякого ужина. Но неимоверно чесалось тело, потом где-то неподалеку истошно завизжа­ла обреченная на солдатский ужин свинья. А вскоре на кухне с чем-то тяжелым завозились, судя по голосам, местные аборигены, в адрес кото­рых Вилли высказал все свои ругательства, после чего выгнал их вон. Только после этого лейтенант уснул и проснулся, когда Вилли явился с докладом, что ванна готова.

Наполненный водой огромный котел стоял на кухне, и по его закоп­ченному виду и следам глины на боках Отто без труда догадался, что его совсем недавно вывернули из какой-то печи.

Отлично! - щупая рукой воду, кивнул он.

И начал быстро, не обращая внимания на обомлевшую, испуганно поглядывающую на него хозяйку, раздеваться. Но когда приготовился снимать трусы, она охнула и метнулась к двери.

Цурюк! - рявкнул Вилли. Она беспомощно замерла у двери. Взяв в  руки мыло и губку, Вилли сунул их хозяйке: - Арбайтен, матка!

И,  водя рукой по собственному комбинезону и одновременно кивая  на  лейтенанта, показал, что ей надлежит делать.

- Нет, нет! - испуганно округлив глаза, заговорила женщина.

- Найн? - грозно переспросил Вилли. - Матка, капут!

И красноречиво поднял автомат на уровень ее лица.

Она поняла. Вдруг побледневшая, очень медленно подошла к залезшему в котёл  лейтенанту, сначала робко и неуверенно, а потом все смелее начала тереть намыленной губкой спину и плечи лейтенанта.

- Гут! одобрил ее действия Отто. - Вилли, ты свободен.

Ефрейтор криво усмехнулся и вышел. "Скотина! - подставляя женщине бок, подумал о нем лейтенант. - На уме одни гадости".

-   Гут, гут! - мурлыкал лейтенант, подставляя женщине живот и ноги. Зер гут!

Он действительно испытывал самое настоящее блаженство, барахтаясь в тёплой воде и чувствуя, как под сильными руками женщины словно бы оживает его так уставшее тело. "А что! - размышлял Отто. - Если их держать в строгости, они вполне добросовестные и исполни­тельные работники. Надо будет потом дать ей немного шоколада".

Рассердился он только один раз, когда уже в конце купания женщи­на плеснула ему на спину слишком горячую воду.

-   Найн, найн! - протестующе крикнул Отто. И показал на стоящее на лавке ведро, жестом пояснив, что надо разбавить воду.

Женщина схватила ведро, наклонив его, показала, что в нем нет воды, и выскочила в сени. Дальше все было, как в страшном сне. Звон­ко брызнуло разбитое окно, что-то тяжелое ударило в край котла, пока­тилось по полу, и лейтенант с ужасом увидел русскую круглую, с руб­чатой поверхностью, гранату. Всего какой-то долей секунды раньше сунулся он лицом в воду, когда тяжко грохнул взрыв, осколки тупо ударили в котел. А в следующую - лейтенант с воплем ринулся из котла на улицу.

Смятение было всеобщим. Длинными очередями бил из автомата по кому-то Вилли, успевший вскочить в танк Фосс рубанул из пулемета вдоль улицы трассирующими. В ответ ему ударила пушка Лемке. Лей­тенант лежал у гусеницы, стоная и держась за ушибленную при попыт­ке вскочить на танк коленку, испуганно озирался по сторонам. Оружие и одежда остались в доме, а из темноты вот-вот могли полететь новые гранаты.

Только через полчаса солдаты решились прочесать улицу, прове­рить сады, но никого не нашли. Исчезла и хозяйка дома.

-   Расстрелять всех этих русских свиней! - требовал разъяренный Вилли. - А деревню - сжечь!

Но была полная неожиданных сюрпризов ночь, и лейтенант не ре­шился на такую акцию. Подтянув к дому еще два танка, он с помощью Вилли кое-как смыл налипшую на тело грязь, поспешно оделся и вывел взвод в поле. Здесь, подремывая на своих боевых местах, то и дело освещая местность ракетами, и простояли до рассвета.

-   Черт бы побрал эту гранату! - не стесняясь командира, ругался механик-водитель. - Из-за нее пришлось бросить такую отличную дев­чонку!

-    Плевал я на всех девчонок! - буркнул в ответ заряжающий Карл. - Я опять остался без свинины! А какой окорочек мы успели зажарить! Правда, Вилли?

-   Прекратить! - оборвал их Отто, чувствуя, как при упоминании о свинине у него засосало в желудке. - Как только станет светло, мы туда еще вернемся.

Стало светло, и Лемке доложил, что видит идущую вдоль реки боль­шую группу русских солдат. Наверно, они искали брод или лодку, и Отто приказал подпустить их как можно ближе, а потом подал команду запустить моторы. Танки, охватывая русских полукольцом, ринулись в атаку.

Сопротивления не было. Окруженные так неожиданно появивши­мися танками, русские почти сразу подняли руки. Как потом оказалось, в их винтовках не было ни одного патрона.

Лейтенант какое-то время рассматривал их с высоты башни - рас­терянных и подавленных, испуганно поглядывающих на окруживших их танкистов. Грязные, оборванные, с истомленными худыми лицами... Может, кто-то из них несколько часов назад бросил ту самую гранату?

Отто отвернулся, коротко приказал:

-   Расстрелять!

Пленные поняли его приказ только тогда, когда заработал автомат Вилли. Что-то крича, они бросились в разные стороны. Несколько че­ловек прыгнули в воду, и это было сигналом для танковых пулеметов. Потом Вилли не спеша прошел между трупами, выискивая и добивая раненых. А когда он, наконец, закончил свое дело, вышли на связь с батальоном.

-   Уничтожена рота противника! - доложил Отто. - Потерь не имею.

-   Срочно следуйте квадрат три-семь! - приказал Хуммель.

"Слава Богу!" - облегченно вздохнул Отто. Все эти дни он чувство­вал себя героем. Еще бы! Всего четыре машины осталось под его ко­мандой, а он, никого не страшась, открыто сновал из квадрата в квадрат, без поддержки главных сил завоевывая огромную русскую террито­рию. Это они, останавливаясь на ночь, обозначали ракетами новые гра­ницы захваченного, утверждая величие Третьего Рейха. Теперь же, пос­ле страшной ночи в глухой деревне, его неудержимо тянуло в квадрат три-семь, в самую гущу танковой армады, где он наконец-то сможет почувствовать себя в полной безопасности. Даже мысль о том, что у него нет времени, чтобы расправиться, как советовал Вилли, с коварной деревушкой, не вызвала сожалений. Впереди еще полно таких же деревень, и с ними он будет теперь беспощаден.

"Отлично! - радовался лейтенант, когда взвод покатил к главным силам. - Мы достаточно рисковали, пусть теперь этим займутся другие, а нам нужен отдых".

Едва танки добрались до места, пополнили горючее и боеприпасы, как поступил приказ готовиться к атаке.

- Клянусь, что мы поспели вовремя! - радовался Вилли. - Хватит нам гоняться за русскими, пора им хорошенько всыпать. Правда, Ганс?

Ганс Мейер угрюмо усмехнулся, с силой ударил по гусенице клю­чом.

- Ты бы все-таки попридержал свой дурацкий язык, - посоветовал он. - И не думай что все русские, вроде тех идиотов, которые беззаботно плелись вдоль реки. Никто не знает, что ждет нас сегодня.

  - Что ждет? - подхватил Вилли. - К вечеру мы будем в Бобруйске, и я наконец-то отправлю домой посылку.

Ганс отвернулся, зашагал к корме танка. Что говорить с этим эсесовским недоноском, если он еще не нюхал настоящего боя? Знакомые, успевшие побывать в переплетах механики о русских с таким пренебрежением не говорят. Да он и сам видел, что они сделали с экипажем Флика у Глуска. А ведь по нему выстрелили всего два раза. И оба раза попали.

   Выдвижение к рубежу атаки началось сразу же после запоздавшего по какой-то причине завтрака. "Кажется, наш генерал решил сразу ударить всеми силами", - рассуждал Ганс, глядя, как по шоссе ползет целая лавина войск и техники. Правой стороной на приличной скорости шли танки, а левой - нескончаемая колонна автомобилей с пехотой, мото­циклетные роты и артиллерия. "Чего доброго, русские действительно не примут боя", - улыбнулся он и тут же резко сбросил газ, рванул на себя рычаг. Он чуть не врезался в корму идущего впереди танка.

-   В чем дело? - недовольно крикнул лейтенант.

Ответить Ганс не успел. Идущие слева машины вдруг начали то­ропливо съезжать с шоссе, из них на ходу стали выпрыгивать солдаты. И тут же над колонной совсем низко мелькнул силуэт самолета, глухо затрещали пулеметные очереди. "Откуда он?" - успел подумать Ганс, когда еще один самолет промчался за первым, впереди взлетел столб разрыва, за ним - другой, третий...

А на шоссе уже началась самая настоящая паника. Сворачивали в разные стороны машины, разбегались и падали солдаты, а самолеты один за другим проносились над ними.

Не ожидая команды, Ганс рывком вывел машину в поле. Теперь ему был виден обширный кусок шоссе и все то, что на нем успели натво­рить так неожиданно появившиеся самолеты. Горели машины, чадил оставшийся без башни танк, другой лежал набоку. А проклятые самоле­ты заходили снова. По ним безостановочно били зенитные "эрликоны", один из самолетов уже горел, но продолжал нестись над растянув­шейся вдоль шоссе колонной, и пулеметы его трещали без перерывов.

Опасаясь новых налетов, дальше двигались полем, но и здесь их дваж­ды бомбили, причем оказалось, что эти юркие самолеты крушат бомба­ми даже тяжелые танки.

-   Это фанатики-коммунисты! - в бешенстве орал лейтенант, глядя, как изрешеченный очередью "эрликона" самолет заходит в новую, на­верно, последнюю для него атаку.

Из-за этих налетов к рубежу атаки вышли только к полудню. Ос­тервенело била артиллерия, грузовики и бронетранспортеры высажива­ли пехоту, в линию разворачивался танковый батальон. Со стороны солнца заходили на бомбежку "юнкерсы".

-   Направление - одинокое дерево! - дал ориентир лейтенант.

Танки продолжали идти в линию. И, как только они настигли раз­вернувшуюся пехоту, русская артиллерия открыла огонь, высокие султа­ны разрывов поднялись над полем. "Это не противотанковая, - сразу определил Ганс. - Значит, до окопов еще далеко".

Но ему не суждено было побывать в этой атаке. Тяжелый удар качнул машину. Не слушая управления, она резко развернулась. "Сле­тела гусеница!" - понял Ганс.

Несколько минут, пережидая обстрел, они сидели в замершем тан­ке. Потом, когда разрывы сместились вслед за наступающими, выбра­лись на волю. Да, гусеница слетела! Исковерканная осколком, она по­блескивающей лентой лежала в траве. Надеть ее нечего было и ду­мать: снаряд изуродовал и ленивец.

-   Смотри, Ганс! - крикнул Фосс.

Примерно в километре от них, густо дымя, горели несколько танков.

  Остальные продолжали двигаться, между ними взлетали дымы разры­вов. "А может, это и хорошо, что нам влепили в самом начале?" - подумал Ганс, видя, как густо встают эти дымы.

Вскоре танки, не выдержав огня, начали отходить обратно. Знако­мый механик из соседней роты, проезжая мимо, высунулся из люка, под­мигнул Гансу.

-   Ты - счастливчик! - крикнул он. - У нас сгорели три экипажа, а к вечеру, наверно, опять сунут в эту баню. Долгого тебе ремонта!

-   Вилли! - окликнул радиста Ганс. - Ты, кажется, спешил в город. Не пристроиться ли тебе с этими парнями?

В ответ ефрейтор что-то буркнул и отвернулся.

-   Он уже раздумал, - на полном серьезе пояснил Карл.